Книга Ожог Крапивы, страница 24 – Галина Чередий

— О, Господи, ма-а-м! — закатила я глаза, но она стремительно подошла ко мне, схватила за запястья и грубо потянула, придирчиво осмотрев сгибы рук на предмет следов от инъекций, но этим не удовольствовались и приказала:

— В глаза мне посмотри!

— Да не колюсь я и ничего не принимаю! — разозлившись, я выдернула у нее свои кисти, оцарапавшись ее ухоженными ногтями и вытаращилась в лицо, давая увидеть что все с моими зрачками в порядке.

— А несёт от тебя чем? Это что, перегар? — отшатнулась мама, презрительно сморщив нос. Ну да, наверное несёт, душ то я приняла, а зубы почистить уже было влом. — Так вот почему ты прогуливаешь? Пьянствуешь тут ночами, может ещё и мужиков водишь? И тут она узрела наконец сервированный на две персоны стол, помчалась на кухню и вернулась, обличающе потрясая бутылкой вина. — Вот для чего, значит убедила нас с отцом разрешить тебе жить отдельно? Гулянки-пьянки устраивать, мужиков таскать, позорить нас?

“Ну вообще-то одного конкретного мужика, твоего” — чуть не вырвалось у меня.

Отселить меня в нашу старую квартиру было идеей Роберта, чтобы проще нам было встречаться как раз, не рискуя спалиться. Ведь с момента моего отселения мать приезжала только дважды. В день переезда три месяца назад, которому также предшествовала наша очередная эпичная ссора и сейчас.

— Роберт мне не отец, — вместо этого упрямо повторила я. — И напоминаю, мама, что мне уже почти двадцать и я имею полное право и алкоголь пить, и спать с кем угодно без твоего позволения.

— Ах, ты, дрянь! О правах ты заговорила? — красивое лицо исказилось, становясь уродливой маской чистого гнева и презрения. — А ты не забыла, что живёшь в моей квартире и на мои же деньги? Квартира действительно была ее, оставшаяся от деда с бабушкой, в которой мы с ней и жили до ее знакомства с Робертом.

— Ну, допустим, деньги-то в основном Роберта, — огрызнулась я. — Ты-то спец как их потратить, а не заработать.

— Потому что я его жена, — спасибо, что напомнила. — Законная, так что это деньги наши. Наши, то есть мои и его! А ты ещё пока ни копейки за свою жизнь не заработала, чтобы права качать, хамка. Пока я тебя, бездельницу, содержу и предоставляю жилье, будь любезна делать то, что я тебе говорю и вести себя уважительно! Немедленно собирайся, приводи себя в порядок, я отвезу тебя в институт. Будешь учиться и дальше, где велено и получать полезную в будущем профессию.

— Ничерта подобного! — взорвалась и я. — Я никогда не хотела учиться на юридическом, мне это все поперек горла и я не собираюсь больше никогда ходить на эти чёртовы занятия! На кой мне это?

— За языком и тоном следи, ты с матерью родной говоришь!

— Да плевать мне! — крикнула я и тут же схлопотала жгучую пощечину. Ручка у матери хоть и изящная на вид, но била она меня всегда от души, что называется, так что аж в шее что-то хрустнуло, так голову мотнуло.

— Плевать? Плевать тебе, да? — перешла с крика на ядовитое шипение, говорящее о крайней степени бешенства родительница. — Вся в своего мерзавца папашу.

— Да и замечательно! — процедила я, прижав ладонь к пылающей щеке. — Не дай Бог быть на тебя похожей.

Кто мой отец мне узнать так и не случилось, несмотря на то, что мать не упускала возможности тыкать меня в его якобы порочность и бесполезность при любом удобном случае, то бишь, при каждом конфликте. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец — прочерк, отчество у меня в честь деда — Александровна. Тайные поиски в других документах матери так же никаких результатов не дали. Ни старой фотографии, ни писем, ничего, никаких следов, даже намека на имя. Попытки расспросить же я прекратила ещё в детстве, каждый раз это оборачивалось вспышкой гнева матери и наказанием.