Книга Измена. Во власти лжи, страница 66 – Анна Томченко

Но среди шума был только писк, какие-то шорохи, наш акушер что-то выговаривал медсестре, та нервное зло огрызалось, а я не слышала своего малыша.

— Еся Еся, пожалуйста, Еся, не пугай меня, Есения, открой глаза, я тебя прошу, открой глаза, — хрипел над головой голос мужа, голос предателя, лицемера, чудовища в человеческом обличии. — Есь я тебя умоляю, Есь.

У меня просто не было сил на то, чтобы открыть глаза. Мне кажется, если бы я увидела своего малыша, если бы я смогла его прижать к своему сердцу, я бы обязательно нашла силы, но у меня его отобрали.

Мне даже не дали на него взглянуть.

А вдруг с ним что-то случится?

Я же знала, что всегда кладут ребёнка маме на грудь, потому что еще молока нет, но есть молозиво, в котором много витаминов и ребёнку это надо, а мне не положили малыша на грудь.

С ним могло что-то случиться.

— Что происходит, — голос Рустама прогрохотал почти. Мне казалось, что от этой интонации я должна была вздрогнуть или ещё как-то отреагировать, но вместо этого я как будто бы находилась в комнате с мягкими стенами, и как бы я не билась о них никакого результата не было. Я не могла даже пошевелить рукой, чтобы махнуть ей или показать, что мне нужен мой ребёнок, всего навсего мой ребёнок.

Я из последних сил постаралась набраться твёрдости и все-таки открыть глаза, но когда я их открыла, вокруг меня была одна темнота, много темноты мягкой, комфортной, она, словно кошка, ластилась ко мне, облизывала холодные ладони.

— Еся, девочка моя, попытайся открыть глаза, я тебя прошу, прошу…

— Всех лишних убрать, — рявкнул акушер. И Рус зарычал. Я попыталась и не смогла ничего увидеть. Наверное, так всегда бывает, что у человека на что-то не хватает сил, мне не хватило сил бороться за своего ребёнка. Мне не хватило сил даже посмотреть на него. Наверное, правильно, что Рустам у меня его отберёт. Потому что я слабая и никчёмная.

А тьма вокруг ластилась, обнимала меня.

И как бы я не пыталась приоткрыть глаза все равно вокруг каждый раз было темно, только писк приборов ужасающе раздражал. Настолько сильно, что хотелось зажать руками уши, но сил поднять ладони не было.

А ещё хотелось пить, очень сильно хотелось пить, я из-за этого даже сглотнуть не могла, потому что все горло было сухим, и во рту все было сухо. И слез тоже не было, наверное, просто невозможно плакать, когда ты находишься на перепутье двух дорог.

Одна ведёт к тому, чтобы остаться брошенной ненужной женой, у которой отобрали самое ценное, отобрали ребёнка, а другая дорога вела в темноту ласковую, уютную, добрую.

И мне кричать хотелось от беспомощности и от того, чтобы просто дали бы мне моего сына, просто бы позволили мне взглянуть на него, я бы точно выбрала нужную дорогу, но вместо этого возле носа постоянно витал запах спиртовый, неприятный.

А где-то на границе сознания я понимала, что все так чувствуют себя, когда уходят, окончательно.

Уходят, даже не взглянув на собственного сына…

Рустам

Я понять не смог в какой момент меня окружили медсестры и оттеснили к выходу из родовой.

Я просто понял, что оказался в коридоре по возгласу матери, которая тут же подорвалась ко мне, схватила за руку.

— Ну что там? Что там? Что там? — запричитала она и сбоку подскочил тут же Тимур.

— Пап, папа.

А я стоял растерянный, даже не успевший разглядеть собственного ребёнка, даже не успевший ничего сказать Есении.