Книга Плохой для недотроги. Я тебя испорчу, страница 72 – Ая Сашина

Эти слова, словно острые осколки, взрывают пространство между нами. Внутри всё сжимается от боли, и каждый стук сердца отдается болезненным ударом. Мне хочется закричать «нет!», оттолкнуть от себя её обвинения и непонимание. Но в этот момент в голове всплывает разговор с Селицким. Мама даже не осознаёт, что расставание с Адамом было неизбежно, предначертано самой жизнью.

— Хорошо, — произношу я с трудом, подбирая слова, словно касаясь опасной грани. — Если это то, что тебе нужно, я скажу… Адама больше не будет в моей жизни.

Смятение в её глазах говорит о том, что она сама не ожидала услышать это откровение.

— Ты действительно это говоришь?

— Да, я… — делаю глубокий вдох, ловя её взгляд. — Клянусь! — вместе с клятвой ощущаю решимость. Хватаю телефон и набираю номер скорой.

Пока идут гудки, смотрю на пустые блистеры.

— Как ты себя чувствуешь? Что ты выпила? Мама… — мой голос срывается. — Ты ведь дождешься скорую?

— Дождусь. Времени прошло не так уж много. К тому же сейчас вызову рвоту. Помоги встать и дойти до туалета, — командует мама.

Вызвав скорую, подхватываю маму под руки, чтобы она смогла встать. Меня трясет от ужаса происходящего, и мир вокруг начинает расплываться в размазанные оттенки.

— И не вздумай сказать врачам, что я напилась таблеток, — вдруг повышает голос мама. Я даже немного пугаюсь. — Скажем, что отравилась несвежим салатом из супермаркета.

— Почему? Нужно же хорошо всё промыть, — пытаюсь противиться, но её решимость вызывает у меня растерянность.

— Ты не понимаешь, — на её лице появляется тень страха. — Если они узнают правду, это будет хуже. Попытка суицида… Нет! Не стоит, чтобы об этом знал кто-то, кроме нас.

Я колеблюсь, невольно глядя на её искажённое страданием лицо. Она явно испытывает страх перед тем, что может произойти, если врачи узнают правду. Но моё сердце разрывается от терзающих мыслей о том, что они спустя рукава выполнят свои обязанности. Да и сама идея обмана кажется отвратительной.

— Мама, мы не можем так рисковать… — начинаю, но её резкий взгляд заставляет меня замолчать.

— Ты снова споришь со мной?

Я стараюсь собрать мысли и, стиснув зубы, отрицательно киваю.

— Нет. Не спорю.

Мы медленно и с трудом доходим до туалета. Каждый шаг, будто преодолеваем длинные дистанции. Чувство безысходности вновь настигает меня, как тёмные облака, готовые обрушиться дождем. Я стараюсь не думать о том, что происходит, сосредоточившись на маме.

Скорая приезжает быстро. Внутри меня все сжимается от тревоги, но я стараюсь сохранять спокойствие. Врач, который входит в комнату, выглядит серьезным. Осмотрев маму и внимательно выслушав её, он быстро принимает решение о госпитализации.

— Нам нужно забрать вас в больницу для дальнейшего наблюдения и лечения, — говорит он уверенно.

— Оставьте меня пока наедине с дочерью. Мне нужно переодеться.

Когда мы остаемся наедине, мама окидывает меня пристальным взглядом.

— Ты виновата! — обрушивает на меня оглушительную правду. — Пока меня не будет… Вымаливай у Бога прощение.

Адам

2 октября, четверг

Квартира не заперта. Обнаруживаю это, когда, потеряв надежду на то, что мне откроют после очередной противной трели звонка, упираюсь в дверное полотно ладонью и несколько раз в отчаянии бью по нему. Дверь от этих прикосновений открывается.