Книга Внутри, страница 92 – Катрин Корр

— Чего ты хочешь, Аверьян?

— Хочу сообщить, что мы вместе. Мне не нравится жить с этой мыслью только здесь. Мы приезжаем в родительский дом и ведем себя так, словно ничего нет и не было. За завтраком обмениваемся любезностями, желаем друг другу хорошего дня, а когда садимся в машины, пишем сообщения о времени предстоящей встречи. Это всё очень интересно и увлекательно, похоже на игру, но мне этого мало. И она мне уже осточертела. Особенно, когда Богдан звонит и спрашивает, как там у тебя дела и что мне известно о тебе и твоем «парне». Сколько так будет продолжаться? Месяц, два, три, год?

— Я не знаю, Аверьян. Но я точно знаю, что ещё не готова говорить родителям и всем остальным о том, что между нами… происходит.

— Только не говори, что не понимаешь, что именно между нами происходит! — говорит он и поднимается с кровати.

— Твои родители удочерили меня!

— И что? — натягивает он спортивные штаны на голое тело. — Мы с тобой тут инцест устроили, что ли?

— Они считают нас братом и сестрой! Это нелепо, глупо и совершенно абсурдно, но так уж вышло! Ты уехал, не сказав, что задержишься на четырнадцать лет! Если бы ты вернулся сразу после учебы, как твои друзья, они бы так не привязались ко мне!

— Какое отношение это имеет к тому, что происходит сейчас между нами? Их отношение к тебе не изменилось бы, вернись я раньше, позже или вообще никогда. Тобой они меня не заменили, Адель.

— Но они считают меня своей дочерью. Неродной, но дочерью! Они столько сделали для меня, дали мне, а я… Как мне в глаза им смотреть, когда они узнают, что я встречаюсь с их родным сыном?

— Прямо и уверенно, Адель.

— И потом есть другие, Аверьян! Те, которые считали меня виноватой в твоем бегстве, а после возвращения Архипа и Богдана, переобулись и стали говорить: «О, сестричка Аверьяна!» Я знаю, они всё ещё меня ненавидят. По тебе сохли и сохнут все девицы, которых я на дух не переносила и не переношу до сих пор. И когда они узнают, что я встречаюсь с тобой, сплю с тобой, они съедят меня живьем.

— И к дереву привяжут? — спрашивает, не сводя с меня пугающе жесткий взгляд. — А говорила, что у тебя совсем нет недоброжелателей, а в детстве тебя никто и пальцем не тронул! Смотри, как быстро они обнаружились.

— Я не представляю для них никакой угрозы, если остаюсь сама по себе. Все знали, что мы с тобой даже не были знакомы и считали, что это из-за тебя. Что ты ненавидел меня и просто не желал находиться со мной в одном пространстве. Их это устраивало.

— Почему об этом не знали родители? Почему ты не говорила им, что тебя обижали и унижали, Адель? И, кстати говоря, ты сама не желала встречи со мной! Ты всё время находила причину, чтобы не ездить с родителями в путешествия, когда знала, что там буду я.

Смотрю на него во все глаза.

— Мама рассказала, — объясняет Аверьян и снова садится напротив меня. Когда он поднимает на меня взгляд, в черных глазах разливается тепло, к которому я очень хочу сейчас прижаться. — Адель, послушай, я уже говорил тебе, что больше ничего подобного не случится. Никто и никогда не посмеет тебе и слова плохого сказать. Ты была как маленькая и беззащитная рыбка, угодившая в огромный аквариум, кишащий акулами. Я понимаю, что родители жили и живут на своей волне: они многого не замечают, думают, что все, кто их окружает, добрые и безобидные люди, но это не так. У каждого есть тайны, минусы и недостатки. Они не идеальны, как хотят казаться. И я не собираюсь подстраиваться под них, чтобы понравиться им или просто не вызывать желания говорить обо мне, считая, что так мне будет спокойнее и безопаснее жить. Ты теперь не одна. Я с тобой и хочу, чтобы об этом узнала каждая собака, которая тявкала и кусала, потому что её воспитанием и умом никто не занимался. Иди ко мне.