Книга Мой Однолюб. В его сердце другая, страница 51 – Лина Коваль

— Конец? Во! Ты конченный, — поднимаю полные слез глаза к потолку. — Ты такой ко-онченный. В мире нет таких конченных, как ты. Ты самый главный…

— … конченный. Я понял, Тай, — кивает он, не сводя с меня глаз. — Успокаивайся.

Сдерживаю улыбку. Боже. Откуда у него столько терпения? Все, кого я знаю, давно бы разозлись, а этот лыбится.

— Ненавижу тебя, — ворчу все еще в потолок, потому что смотреть Соболеву в лицо — чревато наивными бабочками в животе. — Пудрил мне мозги почти месяц. А я дура… дура…

— Может, тоже конченная? — предлагает варианты.

Рычу от злости и впиваюсь ногтями в широкие плечи через мокрую ткань рубашки. А ещё чувствую, что в паху у него «аншлаг».

Может врать себе сколько хочет, но реакции тела не скроешь.

— Перестань ржать, убогий, — снова пытаюсь его отпихнуть. — Только строишь из себя приличного и порядочного. Перед мамой строишь из себя. А на самом деле ты примитивное животное. У тебя член постоянно на меня стоит, как у дикаря. А из приличного у тебя только родители, понял?

— Угу.

— Ненавижу тебя, — всхлипываю.

— Че ты завелась? Не мог я по-другому. Не мог тебя обидеть. Понимаешь?

— Не мог он…

Вдруг становится так горько… Тошно от всей ситуации.

Всё.

Он поговорить пришел. В последний раз. Объясниться и расстаться по-хорошему.

— Мне на хер не нужны отношения эти ваши, понимаешь? — говорит тихо. — Приоритеты сейчас другие. Да и… в общем, не надо мне этого.

Скрипит зубами и тяжело дышит.

— А кто тебе сказал, что мне надо, конченный? — опускаю подбородок и рычу ему в лицо. — Кто? Тебе? Сказал?

Бесит. Неимоверно раздражает. Он думает, что все про меня знает.

— Да видно это по тебе…

С сожалением смотрит.

— Проверь зрение, блин. Ты сам все придумал. Я, может, тоже просто хотела тебя там. На пляже. Разве я не могу хотеть просто секса?..

— И я хотел. Но не надо тебе всего этого, — как зануда повторяет.

Инстинктивно жмусь к нему сильнее. Хочется стянуть с себя халат, потому что его толстая ткань не позволяет почувствовать Соболева ближе, но я даю себе последние секунды.

— Ну раз не надо, я унижаться больше не буду, — киваю на дверь. — Вали!..

— Вали отсюда, сказала, — пытаюсь отодрать его от себя, но бесполезно.

Как на клей прилип. Намертво.

Ошалело смотрю на мощную шею, на которой болтается увесистая золотая цепочка. Не нахожу ничего лучшего, как прикусить кожу над выглаженным воротником рубашки.

— Да че ты такая зубастая?

Кусаю еще раз, тут же задевая отпечатки своих зубов кончиком языка.

— Тая… Хорош! Щас я укушу, тебе мало не покажется.

Невозможность выбраться и его невозмутимость вперемешку с тяжелым дыханием над моим ухом, превращают меня в маленького монстра.

Изнутри с самого дна души вырываются такие скрытые до сих пор грани, какие никогда и никому не показывались. Как-то слышала, что ярость всегда выступает лакмусовой бумажкой, будто бы усилителем любой эмоции. Если человек несет добро — даже злость не собьет его с пути. А если человек «не очень», то из него все негативное выйдет, без остатка.

Я, видимо, второй вариант. Однозначно.

И Соболев такой же.

Мы с ним одинаковые. В обществе других людей — прекрасные, порядочные люди. А внутри — черные и гнилые. Оба лжем, оба боимся говорить как есть. Не берем трубки, избегаем выяснения отношений.

— Думаешь, я потрахаться не найду с кем? — хочу задеть побольнее. — Уже нашла…