Книга Мой Однолюб. В его сердце другая, страница 84 – Лина Коваль

Добрых слов было сказано много. Не верится, что папы больше нет.

Морщусь, чтобы не расплакаться. Ваня реагирует молниеносно, притягивает меня к себе и бережно целует в макушку.

— Тая держится, — отвечает он. — Она молодец.

— Я знаю, — отвечает Соболева. — А мама как? Она уехала так стремительно, мы даже не попрощались.

Вздыхаю трудно.

— Мама… — проговариваю. — На нее смотреть страшно. Папа ведь скончался у нее на глазах. Стечение обстоятельств — приступ случился ровно в том месте, где не было связи.

— Да… нелепость какая-то.

— Мама пыталась помочь ему подручными средствами, но без препаратов и терапии не смогла.

— Ужасно.

Яна Альбертовна качает головой, а я продолжаю:

— Осознание того, что они всю жизнь спасали человеческие жизни на операционном столе, а когда случилось несчастье помочь было некому, добило её окончательно. Мама даже с коллегами не разговаривает. Ушла в себя. Со мной тоже… не особо.

Пытаюсь не показать обиду, но мне правда безумно больно. Я думала, что смерть папы как-то сблизит нас, но она предпочитает оплакивать мужа в одиночестве.

— Да, — задумчиво произносит Яна Альбертовна. — Так бывает, дети. В жизни нет никаких гарантий, что врач никогда не заболеет или спасатель не попадет в аварию. Бог для каждого уготовил свой исход.

— Я понимаю, — утвердительно мотаю головой и снова сдерживаюсь. — Мы пока находимся в состоянии шока.

Нижняя губа дрожит, поэтому я ее прикусываю и прячусь в вороте Ваниной рубашки.

Можно ли подготовиться к смерти близкого человека? Конечно, нет. Сколько угодно думай, что жизнь не вечна и все мы приходим в этот мир, чтобы потом уйти. Но когда это случается… как обухом по голове.

Боже, за что нам это все? Прости нас и перестань мучить, умоляю.

Перед сном в кровати снова плачу.

— Ш-ш-ш…

Ваня терпеливо поглаживает по плечу и тяжело вздыхает. В темноте ночи все помехи и преграды отступают, мне больше не надо держать лицо, чтобы улыбаться многочисленным коллегам, профессорам медицины и высокопоставленным пациентам.

Я маленькая девочка, которая навсегда потеряла папу. У меня и при жизни-то его было так мало…

Действительно, парадокс и насмешка судьбы — отец лечил людей, делал сложнейшие нейрохирургические операции, много раз боролся, чтобы «завести мотор».

Папа, как самый лучший доктор, ремонтировал чужие сердца и совсем забыл уделить время своему…

— Мне кажется, он меня не любил, — вздыхаю, утыкаясь подбородком в твердое плечо.

Соболев за эти дни превратился в мою жилетку. А еще он странно тихо себя ведет. Всегда рядом, всегда на подхвате, но будто в себе.

— Тай, ты себя накручиваешь, — уговаривает он. — Хочешь, расскажу, что твой папа сказал, когда я позвонил ему, чтобы попросить твоей руки?

— Ты звонил ему, чтобы попросить такое? — удивляюсь и смотрю в спокойное лицо.

Рука на моем предплечье замирает.

— Конечно. Я же не из пещеры вышел.

Закатываю глаза и усмехаюсь одновременно с остаточным всхлипом.

— И что… папа сказал?

— Устроил мне допрос с пристрастием. Сначала подумал, что ты ждешь ребенка, потом вопросы всякие задавал.

— Какие, например?

— Твой любимый цвет.

Мы оба смеемся и это… ощущается необычно, потому что происходит впервые за несколько дней.

— Видимо, папа специально задавал тебе вопросы полегче, — рассуждаю. — Только дурак не заметит, что я обожаю розовый.