Книга Прививка от невежества, страница 95 – Сергей Анатольевич Соболенко

Дети не просили, как у нас: “Дядя, дай на хлебушек.” или “Дай денежку.” Дети, покрытые засохшими струпьями от чесотки и Бог его знает какой, азиатской заразы. Не стесняясь, глядели в глаза любому человеку, который что-то ел, ожидая хотя бы куска.

Я не мог себе объяснить, почему в долине не держат курей и куриные яйца чуть ли не на вес золота. Я ломал себе голову, не понимая убогости огородов. Загадочная земля. Нам, людям издалека, вряд ли понять ее.

И вот базар, на котором все продают и никто ничего не покупает. Рис в долине ценился высоко. Что меня больше всего развеселило: никто не знал о длинном рисе, которым у нас завалены прилавки. Он безвкусный и пахнущий бензином. Рис на базаре был белый, круглый и крупный, по очень высокой цене. Вся одежда и обувь были китайские. Больше всего поразила высокая цена на еду и низкая на вещи.

Походив по базару, мы поняли, что сейчас, если собрать по карманам у нас деньги, то мы чуть ли не самые богатые люди на базаре. Пройти мимо продающих было очень сложно. Они не просили, а заставляли покупать. Приходилось буквально вырываться из их рук.

Я обратил внимание, что вместо дворняжечьих стай, продавцы отгоняют все тех же грязных и измученных детей. Ничего подобного за всю жизнь мы не видели. Но люди привыкают ко всему, поэтому, кроме нас, никто ничему не удивлялся. Выбрав старуху поопрятней, мы купили по паре сомсов. И тут же отдали набежавшим детям, которые мгновенно их съели и сразу же исчезли. Мы даже не пытались второй раз что-то купить и съесть, было ясно, что это бесполезно. Нищета разъедала страну, как азиатская проказа.

Поменяв доллары на сомы у чумазого киргизенка, который был горд, как все менялы на Востоке, каждый на память купил по две футболки, на которых красовалась надпись: “Манас жолу” и была обозначена карта этого богатырского пути. Еще удивила одна деталь — килограмм риса стоил ощутимо дороже, чем футболки. Все было по-другому. Даже травы были совершенно другие, мы перерыли весь прилавок у старухи уйгурки. Она уже не знала, что думать.

— Смотри, ромашка, — поражалась Татьяна.

Огромных размеров, она была похожа на все, что угодно, но меньше всего — на ромашку.

— Шалфей, — хватал я из кучи пучок и, качая головой, пялился на него.

Рядом стоял Андреевич и улыбался. Он понимал, что придется осмыслить все по-новому, ведь людей нужно лечить теми травами, которые растут вместе с ними, на той же земле, что и они. Старуха удивлялась нашим разговорам, клялась, что сама собирала травы в предгорьях. А мы ругались и спорили с Татьяной, узнавая все новое и новое. Потом старуха толкнула меня в бок, подмигнула и протянула обычный граненый стакан доверху наполненный какой-то травой.

— На, недорого, — снова подмигнула она.

Мы с женой ушли в глубокое изучение этой травы. И так начали спорить, что бабушка даже испугалась. Тут уже не выдержал Андреевич:

— Вы что, травники, совсем с ума сошли. Этой травой здесь торговали всегда.

— Тьфу ты черт, — выругался я. — Да это же конопля!

— Да, да, — радостно закивала бабушка. — Берешь?

Я стоял и широко открытыми глазами, смотрел на полный граненый двухсотпятидесятиграммовый стакан, набитый с прижимом самой высококачественной в мире марихуаной.

— Сколько? — спросил я.

Вышибающий наркотик, мечта всех наркоманов в мире стоил чуть больше стакана семечек. Я почувствовал, как у меня отвисает челюсть.