Книга Рецепт от безумия, страница 15 – Сергей Анатольевич Соболенко

Я шел не оглядываясь. Потом обернулся и упал на колени, прижавшись лицом к траве

Я скоро вернусь к вам! — крикнул я, вскочив.

Конечно, вернешься, — сказал тихо Ням, кивнув головой — Ведь у тебя только вторая степень мастерства.

Ox, я и наивный!.. А глупый!.. И самое поразительное, что считал себя мудрым и

ученым.

Мой Учитель, конечно, все это знал. И был бесконечно прав, что бросил меня обратно в бушующий мир.

Скажи он тогда, что будет тяжело, — о, с каким азартом я возражал бы. Обязательно бы доказывал, что выжил в этом суровом и непонятном мире, в котором пробыл три года, а еду туда, где все просто и ясно. Я ощущал себя чуть ли не гением, который спасет цивилизацию.

Так я ехал, гордый и уверенный, с удивительного и понятного курорта по великой Транссибирской магистрали в мир, который перемалывал вместе с костями еще и не таких умников. Самое главное, что писать нечего о том, как добирался. Никто меня не останавливал, никто мной не интересовался. Как будто судьба нежно подталкивала, чтобы все кошмары именно дома грохнулись на голову. Наверное, для того, чтобы четко ощутил, каким я был до и каким стал после.

Я действительно благополучно прибыл прямо домой. До сих пор это кажется мистикой. Как можно проехать в нашей стране такое расстояние без документов? Хотя именно в этой стране — стране крайностей — есть такая возможность. У нас никогда особенно не интересовались полностью опустившимися «бичами» (скатившимися труболетами), а именно таковым внешне я был на первый, второй и третий взгляд.

И вот лифт трещит, своей вибрацией отдаваясь прямо в сердце. Еще несколько этажей и — моя милая, любимая, единственная мама.

В каком-то полувменяемом состоянии тянусь к звонку. Дверь мгновенно открывается… А может быть, так показалось?..

— Мама, мама, мама!.. — бросаюсь я к ней. Щелчок, хлопок, темно в глазах, и подсобный рабочий медленно, скользя спиной по стене, опускается вниз.

Не скажу, что моя мама была слабым человеком. Она, конечно, не раздавала оплеухи налево и направо. Но было бы странно, если бы сейчас этого не случилось. Обросший, худой и грязный «бич» (труболет), видно, до предела возмутил бедную женщину.

Дверь захлопнулась. Я сидел, взявшись за голову, печально усмехаясь невероятно прозаическому началу.

Раньше я не мог понять свою мать. Наши отношения всегда были совершенной загадкой. Она иногда казалась мне странной, но была удивительной женщиной.

Сейчас-то, конечно, легко рассуждать, когда знаешь, что мать по месяцу рождения — «Рыба», а по году — «Дракон». Рыба видит все по-своему сквозь толщу воды. Уж поверьте, сквозь воду — все по-другому, не так, как у остальных. Ну, а Дракон — это сила, стремление и неиссякаемая энергия.

Ох и настрадался я от этого! Моя мать успокоилась бы только тогда (а для нее это было пределом), когда я стал бы героем соцтруда. Меньшего она не желала. А мне, к сожалению, трудиться не хотелось.

Прости меня, мама, но я точно знаю, что мой бедный пала со страшной силой в тебя влюбился, вернее, в твою красоту. Он не ведал о твоей жизнестойкости, твоей ярости, твоих высоких стремлениях. Он видел только твои красивые глаза и удивительную улыбку, которая до сих пор смущает мужчин, не махнувших на себя рукой. А потом он с такой же страшной силой улепетывал (другого слова не подберешь), оставив все, начиная от носков и заканчивая единственным сыном.