Книга Рецепт от безумия, страница 43 – Сергей Анатольевич Соболенко

Ну, малыш, мы идем? — спросили они, ласково меня теребя.

Спохватившись, я взял фонарик и потопал с ними в темный сосновый лес. Восторг переполнял. Фонарик дрожал, вбирая его в себя. Я не мог ошибиться, потому что запомнил свое первое гнездо на всю жизнь. Мы шли гуськом, держась за руки. Шли не спеша. Луч тускнел, умирая вместе с залежавшимися батарейками, вместе с моей детской наивностью, вместе с особенным видением мира.

Сломанная береза — вот она!

Я заглянул вовнутрь ствола и увидел там три голубых в крапинку яйца. Чьи-то руки унесли птицу до моего прихода. Я упал на влажный мягкий мох и зарыдал. Это были последние в моей жизни слезы детства. Это были искренние слезы. Чистые и горькие. Фонарик мигнул и умер навсегда.

Лягушата зашептали слова утешения и вдруг быстро и нервно начали раздевать меня своими цепкими лапками. Я никогда не упрекну за это двух глупеньких девочек. Наверное, они не хотели, а может, почувствовав последние детские слезы, не смогли удержаться, чтобы не выпить их. Мне стало жарко. Лицо накрыла волна — резкая, душистая и упоительная. Грудью ощущались прохладные руки, а внизу то, что мучило меня столько времени, вдруг взорвалось само и, как показалось, залило меня и весь лес горячей волной. Потом глаза привыкли к темноте, и еще долго я смотрел, как две тоненькие девочки, сцепившись в комок, со стоном наслаждались друг другом. Кем же они сделали меня? Я лежал мокрый, голый и горячий. Потом они оделись и одели меня, целуя и испуганно утешая. Было видно, что страх довел лягушат почти до полусмерти. Они не понимали, как получилось, что почти ребенок сумел врезаться между двумя женщинами, которые в общем-то и мужчин никогда не любили. Им всегда было хорошо вдвоем. А тут вдруг такое случилось! Мы брели, шатаясь, хрустящим горячим сосняком на огни спящего лагеря.

Эта ночь была глухой, без сновидений.

Утром, проснувшись, я не узнал себя. Стало понятно, что теперь не боюсь ничего: ни школы, ни отца, ни матери, ни деда, ни жизни. Боюсь только двух маленьких и тоненьких лягушат.

Два дня я не показывался в лагере вообще. Грыз сухие корки, которые находил в домике, засохший сыр из гудящего холодильника. А когда все кончилось (это было в обед третьего дня), пошел по блестящей от дождя асфальтовой дорожке в манящую запахами столовую. Большой зал меня смутил. Он был набит студентами и преподавателями. В нем было два огромных окна, из которых выдавали еду. Кто я, знали все, поэтому, не напрягаясь, я снова был сыт и обласкан. Жуя картошку, я услышал от огромного атлета, сидящего напротив:

Да вон там, — махнул он в сторону, — вся кухня и живет. Забыв про оставшийся компот, побрел пробуждающийся зверь в молодые пушистые сосны, к невысоким домикам, стоявшим чуть в стороне.

Толкнув первую попавшуюся дверь, я вошел в комнату. Они сидели там, маленькие и пришибленные.

Мальчик наш, — кинулись они ко мне. Весь день я постигал лягушечью мудрость любви, и они попросили пощады.

Я начал ходить к ним каждый день. Лягушатам сначала это очень нравилось. Потом они смеялись. А потом взвыли и начали прятаться. Не потому, что боялись. Они не боялись больше меня. Ведь я стал таким же преступником. Просто я замучил их силой любви. Они изменили меня в одно мгновение, чего не могли сделать умные врачи за долгое время. Выследил нас преподаватель физвоспитания. Вот когда лягушата испугались по- настоящему! В один прекрасный день они попросту исчезли. И кухня обеднела на двух кухарок, университет — на двух абитуриенток, а я — сразу на двух своих женщин, большеротых и пучеглазых! И никто меня не переубедит. Они были самые красивые и самые нежные. Вот только вовремя не понял я этого, не оценил и не сберег! А с физкультурником этим я перестал здороваться. Да и зачем он мне?