Книга Статус: все сложно, страница 137 – Дарья Белова

– Но и тебя не было рядом, мама, – в голосе непроходящая дрожь. Он больше не ровный и уверенный, а сиплый.

– Мила, – взгляд опущен, пальцы заламывает – это привычка, которую я переняла от нее. А ведь это тоже неправильно, мама. Нельзя демонстративно так нервничать. – Ты прекрасно знаешь, что у меня была важная подготовка к благотворительному вечеру. Твой отец потратил очень много сил, денег, энергии, чтобы я смогла реализовать все. Я была важной фигурой на том вечере.

– Важнее, чем я? Ты выбрала показаться правильной для вашего гнилого высшего общества, нежели держать меня за руку, когда я отходила после наркоза? И ты еще смеешь винить Глеба? Что его не было рядом?

– Мила, мама имеет в виду, что время было очень сложное для нее. И много сил вложено в тот проект. А поехать в другую страну на несколько недель – риск, она могла потерять все, над чем работала.

Замолкаю. Здесь меня не услышат. Никогда, получается, не слышали. Папа только изредка поддерживал, если мои желания не выходили за рамки нужных им правил.

Еще сильнее переживаю, что у нас так и не получилось с Глебом. Он бы меня понял. Держал бы за руку, сжимал, как на свадьбе. И был бы со мной на одной стороне. Если бы только он сказал те важные для меня слова. Их всего три. Но они так были мне нужны.

Какие-то пустые фразы, направленные в мою сторону. Уговоры, претензии. Все пропускаю мимо. Не через себя.

– Мне пора на репетицию, – умалчиваю, что у меня был практически недельный перерыв, и сегодня мне разрешили вернуться только, чтобы немного порепетировать. Резко возвращаться в строй нельзя. Риск повторения велик.

– Мила, но ты только пришла, – на столе лежит мой недоеденный обед. Стейк прожарки медиум и спаржа на грилле. Отодвигаю и встаю, противно скрипнув ножками стула.

– Прошу прощения, но мне правда нужно идти, – силюсь улыбнуться, но настроения нет вообще. В голос вкладываю все сожаление, что не получается задержаться, и что не оправдала надежд. Мне не обидно. Уже нет. – Я старалась, – на секунду возвращаюсь к нашему разговору, – Но не вышло. Если бы… – и останавливаю поток мыслей.

Практически не прощаясь, выхожу из ресторана. Боюсь расплакаться, а слезы я показывать не хочу. Не потому что неправильно, а потому что это мое. А в душу лезть никому больше не позволю. Мама бы все равно начала жалеть, обнимать, понапрасну ругать Глеба, так и не поняв главного. Не выдержу. Рана свежая и еще кровит.

****

В театре все по-прежнему. Захожу в здание, и на сердце теплеет. Понимаю, что скучала. Какая-то неделя, всего лишь несколько дней, а будто на это время забрали необходимую часть меня. И как здорово, что все вернулось на свои места. Даже настроение стало лучше. С каждым шагом, с каждой ступенькой, с каждой открытой дверью.

Девчонки лезут обниматься, все интересуются, как Мила Апраксина жила все это время. Как тут не улыбнуться?

Репетиция в нашем зале. Та же волшебная пыль, те же стены. Я рада всему. Даже Мише. Он писал один раз, а я не ответила, была с Глебом. Помнится, мы неплохо проводили время на острове.

Подхожу к нему, а взгляд у него такой печальный и грустный.

– Милка, привет, – сделал шаг в сторону, чтобы обнять, но передумал. Неловкое движение.

– Привет, Миша.

– Я писал тебе, хотел узнать, как дела, но ты…