Книга Памятка убийцы, страница 103 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Павел Дмитриевич, – ответил тот сдержанно.

– А батюшку как величали?

– Дмитрий Павлович. Это у нас семейное.

– Понятно. А поглубже родословную не копали? – продолжал расспрашивать его Дьячков.

– Нет надобности.

– Зря! Судя по фамилии, основатель вашего рода был банщиком.

– Все может быть. Прозвища, к которым восходят фамилии, часто указывают на род занятий носителя.

– А знаете, что банщики часто знались с бесами? Точнее, одним бесом.

– И каким?

– Банником.

– Звучит безобидно.

Дьячков хохотнул:

– Безобидно?! Банник наблюдал за жителями деревни в банный день из-за каменки. А после полуночи приводил в парную своих гостей – других чертей, духов леса и овина, где шла молотьба. Всех, кто мешал честной компании, они душили.

– Как ваша паства? – не сдержался Банин.

– Скорее, ваша, – ехидно ответил Дьячков. – Если баню снести, бес может прицепиться к тому, кто там трудился, и вечно жить потом с его семьей. Окружая ее членов энергией танатоса. Привлекая в нее горести и смерть.

Даже познакомившись со своей невестой Ангелиной, которая работала танатопрактиком, то есть человеком, который бальзамирует, одевает и делает макияж покойникам, Банин не придавал этим словам значения. Но сейчас, глядя, как она открывает патологоанатомический мешок, в котором тело его сокурсницы и коллеги Лизы Колтовой доставили из судебно-медицинской экспертизы, Павел подумал, что по крайней мере в последние месяцы его и правда преследует какой-то злой рок.

* * *

Ангелина Лапина считала, что вполне может воспринимать себя как Персефону, обреченную и могущественную жену Аида, мрачного владыки преисподней, наравне с ним почитаемую и едва ли не чаще призываемую. В свои двадцать три она верила, что, живи древнегреческая богиня в наши дни, да еще в Саратове, слепящее сияние ее красоты тоже озаряло бы собой ресепшен «Нейротраура», одного из самых креативных похоронных агентств в стране. В его роскошном офисе искусственный интеллект приветствовал естественное угасание человеческого сознания, воплощая все, что даже не снилось почившим вечным сном, и исполняя заоблачные желания их довольных жизнью родных. Безусловно, расценки здесь соответствовали уровню оказания ритуальных услуг. Но никто из клиентов – наиболее обеспеченных жителей не только Саратова и области, но и всей страны – на это не жаловался. Поскольку мог заказать все, что угодно – от голландских роз с багрово-черными лепестками в безумном количестве до хрустального – стеклянного, разумеется, но эффектного – гроба.

Покидая офис «Нейротраура» на улице Киселева, в сердце саратовской общины гробовщиков, его клиенты лелеяли воспоминания об администраторе готичной наружности, которая давала рекомендации по выбору гробов, элегантно убирая с фарфорового лица прядь смоляных, как у индианки, волос, и, казалось, пахла излюбленными маслами древнеегипетских мумификаторов – мирры, мускатного ореха, корицы и кедра, которыми обещала «обрядить подопечного» или «подопечную» в последний путь.

Читая потом их отзывы в «Гугле» и «Яндексе», Ангелина искренне недоумевала: почему бы ей, так похожей на романтичную, соблазнительную и мрачную Мортишу из незабвенной «Семейки Аддамс», не считать себя Персефоной?! В конце концов, есть же в Перми ручей, который горожане вслед за учителями местной цифирной школы называют Стикс?