Книга Памятка убийцы, страница 156 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Но здесь только, – глаза Глеба округлились, – запрос на бесплатное прочтение новеллы французского писателя Андре Моруа.

Гуров уже знал какой:

– «Фиалки по средам». Ты не возражаешь, если я съезжу к твоей матери сам, Озеркин?

* * *

Любовь Евгеньевна Озеркина приняла Гурова в доме. Угрюмая помощница по хозяйству проводила Гурова в кабинет за столовой, где Озеркина печатала, мерно налегая на видавшую виды клавиатуру компьютера. Крючковатые пальцы клацали по блеклым кнопкам.

Ее крепкую шею обвивала ханжеская нить жемчуга. Мощные плечи обтягивал нежно-голубой джемпер с короткими рукавами и круглым вырезом. Низкий бокал с виски стоял почти нетронутым на антикварном письменном столе. «Только дуб. Только глубокого каштанового оттенка», – усмехнулся про себя Гуров. Это была не первая писательская дача, обставленная как контейнер аристократического духа, где ему приходилось бывать и чувствовать фальшь по долгу службы.

Например, в восьмидесятые годы его команда ломала дверь в стиле модерн переделкинской дачи знаменитого поэта-песенника Копыточкина, чтобы обнаружить за несокрушимым булгаковским обеденным столом мумифицированный труп владельца. А в начале девяностых сыщику довелось входить в состав следственной группы, отправленной в пасторальные Ватутинки, где на веранде с плетеной мебелью мерно раскачивался сценарист кинокартины, в которой когда-то снималась мать жены Гурова Марии. Прямо на фоне неподвижной речки из чистого серебра.

По иронии судьбы, у кого-то из соседей как раз играли «Подмосковные вечера». Советская песня струилась по реке, на берегу которой сидели безмятежные рыбаки. Интересно, была ли такая идиллия, когда юный Глеб Озеркин обнаружил доведенную матерью до самоубийства сестру?

В одном Гуров был уверен: на лице Любови Евгеньевны в тот день ни один мускул не дрогнул. Трепет таких возвышенных душ не является миру в поступках, целиком и полностью воплощаясь в хорошо оплаченных издательствами словах.

Озеркина продолжала печатать, а Гуров смотрел на ее отражение во встроенной витрине шкафа а-ля неоренессанс. По-крестьянски мясистое, будто вырубленное лицо с крепким носом, глубоко посаженными золотисто-карими глазами под выразительно приподнятыми бровями. Набирая текст, она бубнила слова небольшим, но чувственно пухлым ртом. Загорелые руки не знали дряблости. Что ж, дорогой фитнес-клуб, привычка к церковному послушанию и усердная массажистка творят чудеса даже с бывшими сидельцами.

Увидев за своим отражением Гурова, Озеркина довольно улыбнулась. Очевидно, визит полковника был ожидаем и желанен ей. К тому же если Гуров что по-настоящему и понял об обитателях писательских дач, так это что их владельцы обожали нравиться. Особенно тем, кто способен пробить лед, который они наслоили над наполнившей их бассейны мутной водой.

– Полковник! – Она светски сухо улыбнулась. – В узких кругах мест не столь отдаленных вы невероятно знамениты.

– Согласно статистике, которую с удовольствием ведет мое ведомство, эти узкие круги весьма широки.

– Но уже, чем вам хотелось бы?

– Безусловно, Любовь Евгеньевна.

– Что ж! Меня вы туда больше не посадите. Так что давайте сразу начнем с главного – моего крепкого алиби на время гибели несостоявшейся невестки.

– Елена Леонардовна Супрун сумела убедить вас, что составить его необходимо, – уверенно предположил Гуров.