Книга Памятка убийцы, страница 171 – Алексей Макеев, Николай Леонов

Оно точно отражало его метод расследования преступлений, который у сыщиков формируется на протяжении всей жизни так же сложно, как почерк, modus operandi серийных убийц, присущий каждому из них уникальный метод выбора, сталкинга и мучений жертвы. И если последнему посвящались неоглядные дали книжных стеллажей во всех магазинах мира, то о первом молчали. И сыщиков это вполне устраивало. Потому что незачем объяснять зверю, как работает механизм капкана, расставленного на него.

Гуров видел жизнь других похожей на развитие сценического конфликта, кульминацией которого, но никак не самостоятельным событием было преступление. И если остальные следователи считали виновного его творцом, автором, то Гуров видел в нем предсказуемого статиста в постановке одного из вечных сюжетов о забронзовевшей зависти, мучительной ревности, взлелеянном плане мести, ненасытной алчности, оскорбленной невинности, отвергнутой или страдающей любви.

Нападая и защищаясь, мучая и страдая, затаившись и взывая к отмщению, преступники не приглашали его в свой нарратив, не предлагали золотой билет на фабрику своих кошмаров, как Вилли Вонка. Секрет состоял в том, что виновного не нужно искать. Он уже был на сцене и играл двойную роль – того, кого видят в супермаркете и на улице каждый день, и сталкера. Оставалось только заставить его вторую личину выйти из-за кулис.

Рыжий козленок, привязанный к колышку на полянке с сочной зеленой травой, поднялся на тонкие ножки и потянулся губами к руке Гурова. Сыщик ласково погладил его по носу:

– Как тебя зовут, кроха?

– Его зовут Берни, – донесся до сыщика мужской, но медово-напевный голос.

– А вас – отец Хрисанф?

– Он самый, сын мой.

* * *

– У тебя сегодня, – Александр Бориславович Чуев вел Ангелину по одной из потайных винтовых лестниц «Нейротраура» в торжественный зал, – подопечная мечты.

– Щедрая старушка, завещавшая все танатопрактику, который сделает ее красивой?

– Побойся бога. Что за заоблачные мечты?

Он включил нижний свет – ряд бутафорских факелов с реалистичной имитацией газового пламени, – и Ангелина увидела на своем столе окоченевшее женское тело в старомодном, почти прозрачном пеньюаре. Кожа этой брюнетки была мраморной, а волосы струились водопадом, как театральный парик. «Шиньон», – подумала Ангелина, мысленно знакомясь с гостьей и изучая ее правильное лицо с низкими скулами, закругленными от излома бровями и легкой горбинкой тонкого, заостренного носа.

– Совершенство, правда ведь? – улыбнулся Чувин. Ангелина согласно кивнула. – Родственники передали ее пожелание. – Он достал из принесенной с собой папки лист крафт-бумаги и прочел: – «Наша Соня всегда хотела выглядеть как Моника Беллуччи, на которую так похожа. Пожалуйста, осуществите ее мечту!» Шмотки и букетик невесты (все по высшему разряду!) для церемонии в сумке. Ну, – его рука похлопала плечо Ангелины, – я вас оставлю.

Когда его шаги уже были слышны наверху лестницы, Ангелина услышала: «Наша Соня! С ума сойти!» – и повернувшись к подопечной, тихо произнесла:

– Извини.

Когда бальзамирование было окончено, ее пальцы осторожно убрали с мраморного лица покойной волосы и смешали на тыльной стороне ладони серебристый хайлайтер, масляную сыворотку для лица и трехцветную выравнивающую базу под макияж. Смоченный в воде спонж легко распределил их ото лба до подбородка и на выступах шеи. Легкое сияние кожи незнакомки отразило холодный газовый свет поддельных огней.