Книга Памятка убийцы, страница 87 – Алексей Макеев, Николай Леонов

Запаниковал – как он потом сам говорил.

Он жил как раз на Ленивке, в бывшей коммунальной квартире, соседней с семьей алкоголички Анны, «пробной» жертвы. Над прежней квартирой балерины Афанасьевой.

Наталья Александровна тогда плохо спала и сидела у окна. Она и увидела, как въехала во двор машина с разбитой фарой, и, вот ведь зоркий глаз, разглядела даже брызги крови на капоте. И на одежде Игоря.

Сысоев был вторым свидетелем. Он видел, как Игорь перебегал дорогу к припаркованной машине от лежащей на набережной девушки. Сысоев тогда еще не был профессором. Он шел домой от очередной дамы сердца.

Нина Смольная… похожа на ту. Просто похожа. И тоже шла рано утром домой. Попалась убийце. Потому и оказалась очередной жертвой. Ленивка – маленькая улица, больше похожа переулок. И прохожих ранним утром на ней не так уж и много.

– Но почему через столько лет тебе вдруг решили напомнить про это дело? – удивился Крячко, когда Гуров показал ему все материалы. Сколько этому Игорю присудили?

– Восемь лет, полгода он провел в больнице – постоянные драки и, соответственно, всевозможные травмы. Потом сам попросил о встрече, я приехал. Игорь просил меня о помощи тогда.

– Опа. А о чем просил?

– Зону подо Ржевом помнишь? Она у нас до сих пор самая тихая. Он узнал, что там нужны врачи в тюремную больницу. А парень же был действительно очень талантливым хирургом, что странно при такой избалованности и вседозволенности. Родители осаждали Степаненко – он у нас же был перед Орловым?

– Да, Орлов пришел вроде как раз после моего уральского дела, – припомнил Крячко.

– Ну вот, родители тут буквально весь Главк в золоте искупать обещали.

– И как с переводом? Ты помог? – заинтересовался Крячко.

Гуров потер лоб, вспоминая:

– Да, точно. Его перевели в Ржев, и я уже не помню, что там было дальше, но давай узнаем. Мне тогда немало порогов пришлось оббить, но уговорил.

– Парня было жалко?

– Да нет. Скорее его талант. Ко мне даже кто-то из его пациентов подходил, говорил, что много жизней спас, просил о снисхождении. Так-то, слушай, план должен был сработать. Отработал бы в больничке пару лет, зона там всегда была спокойная, и вышел бы по УДО, за хорошее поведение.

Полковник связался с канцелярией, уточнил служебный телефон той зоны и набрал номер.

Лев Иванович говорил, наверное, полчаса. Минут пятнадцать ушло на то, чтобы на том конце провода нашли дело, потом еще был небольшой разговор, Гуров слушал и мрачнел с каждой минутой.

– Свидетели были? Как давно? Понял, спасибо.

Полковник положил трубку и устало потер виски.

– Убили? – только и спросил Крячко. К сожалению, убийства случались и в таких закрытых местах, и достаточно часто. Почти всегда их было невозможно раскрыть.

И даже на самой «спокойной» зоне, а таких было немного, но свой, внутренний, список в Главке имелся, случались и заказные убийства, и поножовщина, и даже свои серийные убийцы попадались.

– Покончил с собой, – мрачно ответил Гуров. – Два года отработал в тюремной больнице, к нему даже сотрудники ходили на консультации. А потом повесился, сделав веревку из жгутов.

– Черт, хорошо же шел, мог спокойно по условно-досрочному выйти, особенно если бы еще начальство дало характеристики, – искренне расстроился Крячко.

– Вот и я удивляюсь. Но видишь, что там было в прошлом на самом деле, мы не узнаем, никаких свидетельств конфликтов нет. Парень считался там чуть ли не местной знаменитостью, его уже собирались на поселение переводить – и вдруг повесился.