Книга Забава для избранных, страница 98 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Ладно. Никита обвинил меня в жадности и в краже денег.

– Но вы, разумеется, никаких денег у него не крали.

– Конечно! Зачем мне его деньги. Да мне бы и в голову не пришло красть у родственника. Тем более что мы очень дружили. Я бы ни за что не стал красть у лучшего друга, а уж у родственника – и подавно. Мне, знаете ли, и своих денег хватало.

– Если вы не верите, – сказал Крячко, – можете послушать. Думаю, вы не спутаете голос вашего кузена с кем-то еще.

Он достал телефон и включил диктофонную запись. Депутат слушал очень внимательно, и лицо его стало нескрываемо напряженным и даже немного мрачным.

– Тоже скажете, что ложь? – спросил Лев Иванович.

– Наговор, – хмуро заметил мужчина.

– Абсолютно уверены?

– Да, абсолютно.

– Хорошо, – не стал возражать Гуров, будто бы не заметив, как в голосе собеседника появились эмоции, и повернулся к напарнику: – Станислав Васильевич…

Вместо ответа тот кивнул и вышел.

– Что вы задумали? – уставился Шилин на сыщика.

– Ничего, – пожал плечами тот. – Никаких подвохов или обмана, Виктор Анатольевич. На этот счет можете быть спокойны.

Депутат как-то криво усмехнулся, но ничего не сказал.

Стас вернулся обратно. За ним шел Федоров. Последний, очутившись в одном помещении с двоюродным братом и увидев его, напрягся и даже слегка побледнел. Тем не менее на кузена он смотрел отчужденно и неприязненно.

– Здравствуй, Никита, – поприветствовал его Шилин.

– Здравствуй, Витя, – холодно сказал тот.

– Никита Владимирович, – посмотрел на него Лев Иванович, – вы подтверждаете, что ваш родственник совершил убийство Анастасии Данилкиной семь лет назад?

Учитель посмотрел на Гурова, потом на депутата.

– Да, подтверждаю, – ответил он.

– Вы подтверждаете, что были свидетелем этого в ту ночь?

– Да.

– Врешь. – Арестант даже слегка приподнялся со стула, а глаза его зло засверкали.

– Тише, тише, – осадил его сыщик. – Никита Владимирович, расскажите, как все было.

Мужчина кивнул и повторил историю, рассказанную накануне в кабинете у друзей. По мере того как он говорил, в его голосе проявлялось все больше уверенности и твердости. Зато Шилин с такой злобой, отчаянием и даже, как показалось Льву Ивановичу, обреченностью смотрел на родственника и слушал его рассказ. Когда Федоров закончил, он повернулся к Гурову и сказал:

– Вот так все и было.

– Это ложь, – будто выдавливая из себя слова, проговорил депутат.

– Нет, Витя, это не ложь, – покачал головой кузен. – Ты сам прекрасно знаешь, что это правда.

– Спасибо, Никита Владимирович, – произнес Гуров. – Вы свободны.

Станислав проводил учителя и вернулся обратно. Арестант все с той же злобной обреченностью смотрел куда-то, то ли в стол, то ли в пол.

– Что, Виктор Анатольевич, вы по-прежнему будете утверждать, что вы честный и невинный, а все кому не лень вас оговаривают? – с нескрываемой неприязнью спросил Крячко.

Депутат ничего не ответил, но друзья прекрасно видели, что рассказ родственника, образно говоря, если не выбил почву у него из-под ног, то заставил ее изрядно закачаться.

– Разговор будет? – уже жестче повторил Стас.

Шилин только кивнул.

– Валяйте. Мы вас слушаем.

– Что мне говорить? – выдавил депутат.

– Сколько всего убийств было? – спросил Лев Иванович.

– Двенадцать.

– Двенадцать? За пятнадцать лет?

– Да.

– И первой была Элина Кузьменко?