Книга Скромная жертва, страница 104 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Вы лжете!

– Лжете здесь вы! Как вы заставили Золкина встретиться в ваших охотничьих угодьях? Пообещали обсудить судьбу Анны? Обещали ее отпустить? Он был слабее. Вы задушили его и инсценировали самоубийство?

Гуров подошел к фотографии из дела о смерти Золкина.

– Ничего я ему не делал, – медленно сказал Колосов. – А предложил выбор. Он мог убить себя, заплатив за нанесенную обиду. А мог позволить мне наказать Анну за это, – он бросил полный ненависти взгляд на портрет жены.

Кира нервно сглотнула.

– И сопляк выбрал сдохнуть. Как такому еще кого-то защитить?

– То, что вы сделали, называется доведением до самоубийства. И это преступление, – сказал Гуров.

– Эта девушка, – Андрей указал на Лару Чайкину, – она ведь из той экспедиции, куда мы ездили? Она гуляла со мной, рассказывала о речных птицах. Я ее помню.

– Все верно, – Гуров подошел к черному листу с вопросительным знаком и обратился к Колосову-старшему: – Вы убили ее из прихоти? Чтобы наказать кого-то, кто вторгается на вашу территорию, делая жизнь родных счастливой?

– В моих, – Вениамин Игоревич смотрел прямо перед собой. Остальных поразил этот взгляд злой, хладнокровной рептилии, – охотничьих угодьях, как вы изволили выразиться.

– Это Клык помог вам ее выманить?

– Он стал нюхать палатку, и она осторожно вылезла к нему с противоположной от выхода стороны. Ночью я подбросил птицу.

– Что вы сделали с останками? – Штолин чувствовал, как призрак Лары наконец покидает его, уходя в вечность, к безутешной матери.

– Много чего бесследно исчезает на кабаньих тропах, – тихо ответил Колосов. – Всеядность и жадность – лучшие качества людей и кабанов.

– Почему здесь мальчик? – спросила Кира. Ее голос прозвучал непривычно высоко, словно хотел взмыть. Это был голос бездетной женщины, которая смотрит на повешенного ребенка.

– Потому что, – ответил Гуров, – ваш муж и его убил. Наверное, все по той же причине. Они с бабушкой вторглись в его владения. Ему казалось, что перед ним провинившаяся женщина. А он такого, как могут подтвердить и сотрудницы «Колоса», не любил.

– Ты говорил мне, – Кира резко обернулась к нему, – что в нашей семье я одна такая! Что никто больше бы не решился отнять жизнь! Чтобы я, – ее глаза блуждали по комнате, словно ища, за что зацепиться, – все эти годы зависела от тебя?! Терпела побои? Сохраняла реноме? Была мишенью для слуг?

– О какой отнятой жизни речь? – крикнул Андрей. Супруги смотрели друг на друга с ненавистью, не замечая его. – Кира! Отец!

– Ты нужна была, – словно выдавливая из себя каждое слово, сказал Колосов, – потому что, только повязав кровью, можно отучить бабу болтать.

Губы Киры Ильиничны побелели. Блуждающий взгляд стал стеклянным. Щеку, как шрам, пересекла слеза:

– Андрей, я не могла сказать… Я боялась признаться! Это я ударила… – Она собралась с силами: – Это я убила тогда твою маму.

– Ну и семейка! – помотала головой Роза. – А я жалела, что замуж сюда не вышла!

– Она обвинила меня в том, что я пролезла в вашу семью через ребенка и сплю с Веней. Пыталась заставить меня уйти. И я ударила ее статуэткой по голове. Потом приехал Вениамин. И помог все скрыть. А я обеспечила ему алиби, сказав милиционерам, что он приехал утром.

– Я же просыпался тогда! – сказал Андрей.

– Верно, – Кира попыталась погладить его по голове. – Мы убедили тебя, что это ночной кошмар.