Книга Сам себе приговор, страница 95 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Сегодня, по разумению Анатолия Васильевича, смена должна была закончиться безо всяких происшествий. Им оставалось заехать только на один объект – три контейнера рядом с храмом Казанской иконы Божией Матери – и можно ехать на полигон, а потом и на базу.

Подъехав к контейнерам, Веселов с Тахиром вылезли из кабины. Дождь только что закончился, и снаружи было сыро и промозгло. Ночка выдалась не из самых приятных, но выбирать не приходилось. Работать нужно было и в зной, и в снег, и в дождь, и в ураган. И все бы ничего, но в такую сырую погоду боль в спине давала знать о себе острее, чем обычно.

– Погоди, не торопись, – попросил Анатолий Васильевич молодого напарника. – В спину вступило. Давай перекурим малость, а потом загрузимся.

Веселов достал сигарету и, раскурив, с удовольствием затянулся. Тахир отошел чуть в сторону, чтобы не дышать дымом, и стал смотреть на дорогу, на огни города, на светлеющее над городом утреннее небо. Анатолий Васильевич знал, что узбек не курит и не пьет, и уважал Тахира за эти качества. Сам-то он курить начал лет с четырнадцати и оставлять свою дурную привычку под старость лет не собирался. Да и рюмочку-другую на выходных пропустить не брезговал. Напиваться не напивался, понимал, что если втянется, то это будет конец его шоферской деятельности. А без любимой работы Веселов себя не мыслил.

«Хороший парень», – подумал про Тахира Анатолий Васильевич и подошел ближе к воротам храма. Во дворе храма дворник Саня мел мокрые листья и сучья, которые ночью скосило ветром. Увидев Веселова, Саня махнул ему в знак приветствия рукой. Не то чтобы они были хорошо знакомы, но за столько-то лет узнавали друг друга и здоровались. Бывало, даже перекидывались парой-тройкой незначительных слов. Вот и в этот раз Саня крикнул:

– Вот так погодка нынче! Разгулялись ветер да дождь. Работы мне подкинули.

Он рассмеялся. Саня вообще часто смеялся. Иной раз и не к месту. Контуженый он был. Еще в первую чеченскую войну машина, в которой он ехал с боевыми товарищами, на мину напоролась. Все ребята из его отряда погибли, а он был только ранен и контужен. Взрывной волной его вышвырнуло на обочину, и он два дня пролежал в канаве, прикидываясь мертвым, когда чеченцы подходили близко к его яме. А потом его подобрали свои бойцы и отвезли в госпиталь. Он тогда еле выжил, много за два-то дня крови потерять успел. Выжить-то он выжил, но с тех пор часто смеялся жутковатым, нервным, лающим смехом. Родственники хотели Саню в дурку сдать, но он сбежал из дома и на перекладных добрался из сибирского городка Таштагола до Москвы.

Зачем приехал в столицу, он и сам не знал. Лишь бы подальше от таких родственничков. Ходил по городу, побирался, пока отец Владимир, настоятель храма Казанской иконы Божией Матери, в который Саня зашел как-то случайно, не пристроил его к себе сторожем и по совместительству дворником. Так Саня и остался жить при храме в небольшой сторожке на заднем дворе. Об этой горькой жизни Сани Веселову как-то раз поведала Алена – продавщица из церковной лавки.

Анатолий Васильевич потушил о подошву ботинка сигарету и только влез в кабину, как к нему подошел сам отец Владимир и, поздоровавшись, спросил:

– Василич, ты не знаешь, можно ли нам контейнера отсюда убрать? Нехорошо, что они чуть ли не у самого входа в храм стоят. Спроси там у своего начальства. Если надо, я и заявление напишу, и оплачу дополнительно и вообще все, что надо, сделаю. Пускай только скажут, что нужно сделать, чтобы их убрали в другое место.