
Онлайн книга «Горячий танец смерти [сборник]»
Все вокруг пестрело ленточками, цепочками, какими-то блестками и прочими глупостями. Сюда раньше, до того как началась волчья напасть, приходили часто, несли свои беды, горести, просили подмоги в своих мелочных бедах… Неужели же она не вправе рассчитывать на помощь? Не так уж много она просит… а, собственно, что она просит? Катя, встав на колени на траве, тупо и кротко, по-овечьи, смотрела на деревья, на стволы, уходящие в небо, на трещины в коре, на кощунственно вырезанные чьи-то глупые имена. Перебирала слова — и не решалась произнести. Наконец она просто крикнула: — Помоги мне! — И разрыдалась. А обессилев от плача, глотая слезы, подняла зареванное лицо и взвыла волчицей, высоко, тоскливо, надрывно. Ей казалось, что вместе с этими звуками жизнь ее уходит, тело умирает, мучительно сокращались все мускулы, дыхание прерывалось, солнечный свет обжигал расширившиеся зрачки, она корчилась на холодной траве, силясь охладить пылающую голову, мучительно больно содрогались все мускулы, словно стараясь освободиться от слабых костей. Деревья, деревья, деревья… запах мха и хвои… и густой знакомый запах. Как от ячьей шерсти. «Сейчас я умру», — устало подумала она. Глава 36 Мимо нее текли минуты, часы или даже года, а она все продиралась сквозь темноту, проваливалась в нее и опять выкарабкивалась к свету. И все равно не вышло, темень была кругом. Но Катя хотя бы чувствовала свое тело, пусть, сколько ни пыталась, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни хотя бы открыть глаза. «Быть может, я уже открыла глаза, — вдруг подумала она, — просто ослепла?» Она испугалась — и тотчас увидела над собою знакомый низкий потолок с толстыми, грубо обструганными балками. Она полежала немного, глядя в потолок, прислушиваясь к дождю за окном и к себе — и с радостным изумлением понимая, что холодная режущая боль утихла, что не чувствует она больше ни беспокойства, ни отчаяния, которые до того жглись, как раскаленная стрела в голове. Во всем теле ощущалось непривычное спокойствие и умиротворение. Что-то щекотало лицо — это оказался волос, белый-пребелый, скрученный веселым поросячьим хвостиком. От самой подушки пахло по-чужому, непривычно, но приятно. Рядом сидел Илья, читал книгу. Увидев, что она открыла глаза, отложил чтение, взял с тумбочки кружку и лекарство, помог приподняться. — С-спасибо, — еле выговорила она, проглатывая второе и запивая из первого. Убедившись, что необходимые процедуры выполнены, и подождав для порядка минут десять, Абдула, бледный, но с глазами красными, как уголья, начал так: — Приезжаю из гребаного магазина — никого нет, разгром, и следы пяток в лес. Ты совсем свихнулась? Тут Катя вспомнила все, ее аж подбросило с кровати: — К-который час?! — Должно быть, около семи. И что? Она, снова разрыдавшись, бросилась ему на шею: — Илюша, Илья, что мне делать?! Она сбивчиво, перескакивая, пересказывала случившееся, и про налоги, и про страшную Валерию Владимировну, невесть откуда взявшуюся, и про то, как помчалась она в лес искать помощи… — У кого? — глухо спросил он. — Чьей помощи? — И-ильюша… — пролепетала она, и такое удивительное лицо у нее было! Пропала ее всегдашняя уверенность, тихая горделивость, высокомерие, с которым она с глазу на глаз обращалась к нему, — как же, обслуга, холуй, терпеливо все снесет. |