Книга Катафалк дальнего следования [Сборник], страница 126 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Кстати, – нахмурился Гуров, – ты когда-нибудь слышал, чтобы от этого Шатена девочки по своей воле уходили? Бывали такие случаи?

– По своей воле, от Шатена? Не смеши! Если кто и пытался, то потом очень об этом жалел. Там организация такая, что просто так из нее никто не выходит! Если только вперед ногами от передоза.

– Понятно, – задумался Лев Иванович. – Слушай, Птичка, а девочки из стриптиза и эскортницы…

– Так, считай, что это одно и то же! – перебил собеседника Журавлев. – Одна смена на шесте вертится, вторая смена – в эскорте, потом девочки меняются. Практически без выходных работают. Но есть у Шатена и свои фаворитки, только для особых клиентов и для особых случаев. Это самые сливки – девушки высшей категории.

– И много у него таких элитных девиц?

– Не знаю, но слышал, что только пятеро. Было шесть, но одна замуж выскочила. Умудрилась улизнуть, – хмыкнул Птичка и потеребил одну из косичек на бороде.

– А вот это уже интересно! Ты ведь говорил, что от Шатена никто просто так не уходит!

– Ну, я мало что об этой истории знаю, – пожал могучими плечами Журавлев. – Мутная история. Слышал только, что та девица была любимицей у самого Кисета.

– Когда это было? Давно?

– Да года два назад.

– А как ее звали, эту элитную эскортницу, не знаешь?

– Нет, не слышал. Во всяком случае, фамилии и имени ее не знаю. Только псевдоним, так сказать, творческий, – Лисса. Она рыженькая была, вот поэтому, наверное, такой псевдоним. Созвучно с лисой.

– Рыженькая, говоришь? Тогда это просто замечательно! – обрадовался Лев Иванович, вспомнив, как выглядела убитая Вершинина. – Что ж, придется мне наведаться в сие заведение и поспрашивать там кое-кого.

Птичка немного помолчал, словно что-то прикидывая в уме, а потом спросил Гурова:

– Лев Иванович, а не ты ли случайно дело этого блогера ведешь, которого подозревают в убийстве жены-модели? Вроде как слухи шли, что она бывшая про… эскортница и стриптизерша, да к тому же наркоманка.

– Ничего-то от тебя не утаишь, Птичка! Все-то ты подмечаешь, сопоставляешь и выводы правильные делаешь, – рассмеялся Лев Иванович и похлопал Журавлева по мощному бицепсу. – Надо было тебе к нам в отдел идти работать. А ведь я тебя звал! Помнишь, когда ты помог нам вычислить Стрелка и мы с Крячко его поймали по твоей наводке?

– Так ты, Лев Иванович, когда звал, выпивший был. Я тогда подумал, что ты шутишь! – усмехнулся Птичка. – Ну, а если честно, то мне и тут, – он обвел рукой зал полутемного бара, – неплохо. Я в «Кассандре» как дома. Семьей я ведь так и не обзавелся…

– У тебя же еще братьев куча! Пятеро?

– Толку-то от них, – махнул рукой Птичка. – Они ни меня, ни мою страсть к мотоциклам никогда не понимали. Говорили, да и сейчас говорят, что в их семье я самый непутевый. Вот Мальвина меня понимала! Она хоть у нас и самая младшая была, зато самая добрая и… И вообще, не береди мне душу, Лев Иванович, воспоминаниями о сестре. Я от них уже какой год все бегу, да убежать не могу.

– Извини, Птичка. Мне очень жаль, что ты потерял Мальвину, – вздохнул Гуров. – Она была красивая и добрая женщина.

– Да, – согласился Журавлев. – Она единственная, кого я любил по-настоящему в этой жизни. А ты знаешь, – Птичка посмотрел на Гурова и улыбнулся, – она ведь тогда, в девяносто шестом, в Станислава влюбилась как кошка. Да. Только о нем мне и говорила. Все уши прожужжала. Только ты ему, Лев Иванович, ничего не говори. Что ей там было-то – всего семнадцать лет.