Книга Катафалк дальнего следования [Сборник], страница 74 – Николай Леонов, Алексей Макеев

Лев Иванович сфокусировал взгляд: темное помещение, заставленное упаковками с пустой тарой. На полу в луже воды лежал грузный старик. От многочисленных страшных пыток он выглядел обессиленным и постаревшим лет на десять. Лицо обвисло дряблыми складками, глаза потухли, а все движения ему давались с трудом из-за крупной дрожи по всему телу.

– Мне нужно поговорить с Дымовым, прямо сейчас, – сказал оперативник Кирпичу, помог пожилому мужчине подняться, усадил его на сухой участок пола, прошептав почти на ухо:

– Я вернулся, как и обещал. Пока придется еще немного потерпеть, но поверьте мне – я вытащу вас отсюда.

И уже обычным голосом, чтобы не вызывать подозрения у Кирпича, который застыл с равнодушным видом у рядов бутылок до самого потолка, предложил:

– Расскажите мне все, что помните про вашу поездку в поезде. Подробно. Не бойтесь, я вам верю, я не буду вас пытать. Я хочу помочь найти настоящего взрывника.

В ответ Дымов горько разрыдался. Жуткие пытки совсем сломили его волю.

– Можете ему дать хотя бы одеяло и чистой воды? Или вызвать врача, Горев никому ничего не расскажет о визите на завод, я гарантирую. Вы же видите, в каком он состоянии. – Внутри у Гурова все закипело от возмущения.

Он, действующий полицейский, опытный опер, не мог смотреть, как мучают беззащитного старика, будто нет никакого закона и управы на жаждущую отомстить Семенову. Но бездушный Кирпич даже голову не повернул в их сторону, он лишь еще больше насупился и склонился над своим телефоном.

– Олег Дмитриевич, – Лев Иванович стянул с себя куртку, обтер мокрое лицо Дымова, взял в руки его вялую ладонь и принялся растирать, чтобы хоть немного привести пожилого мужчину в чувство, – послушайте меня, я понимаю, что вам тяжело, но единственный шанс вырваться отсюда – это вспомнить каждую деталь вашей поездки и рассказать мне. Это поможет найти преступников и снять с вас обвинения. Слышите, вы поможете мне узнать правду?

Дымов уже не плакал, застыл с закрытыми глазами, прислонившись к холодной бетонной стене. Но на просьбу Гурова он еле заметно кивнул, губы через силу шевельнулись, и он засипел сорванным от крика во время пыток голосом:

– Мы решили с Ольгой, с моей женой, отметить юбилей нашей свадьбы. Съездить в места юности, мы оба родом отсюда, из этих краев. Купили билеты в спальный вагон, сели на свои места, проводница принесла нам чай. А дальше я помню все очень смутно, я будто сознание потерял. Приходил в себя несколько раз и никак не мог найти в купе Ольгу. Поначалу я подумал, что она вышла в туалет, что мы, наверное, отравились чем-то во время поездки и ей стало тоже плохо. Я пытался встать, выйти и найти ее, но проводница ругалась и не хотела меня слушать. Она сказала мне какую-то ужасную вещь, что моя жена умерла, что она лежит в гробу в купе. Но Оля была жива, я точно знаю это, мы вместе садились в поезд. Я не мог все это придумать! В купе стоял длинный черный ящик, похожий на гроб, но я не заглядывал в него. Это же безумие! Если бы моя жена умерла и я вез ее гроб, разве же я мог забыть об этом?! И еще мне было так плохо, я то отключался, то снова приходил в себя. Помню, что в какой-то момент вы вмешались и стали меня уговаривать успокоиться и лечь. Но я не мог! Ведь Оля, моя жена, она была жива, когда мы садились в поезд, и тут она пропала. Я не сошел с ума, я помню это хорошо, как сейчас. Она смеялась, распустила волосы, потому что знала, как мне нравится их трогать. В вагоне было прохладно, мы замерзли, пока ждали прибытия поезда, и пили горячий чай в своем купе, чтобы согреться, не раздеваясь, прямо в куртках. Я не сумасшедший! Я все прекрасно помню!