Онлайн книга «Тело с историей»
|
– Нет. – Не было вообще или все-таки? – Не было у него внешних врагов, все внутри… – Понял, понял, – подтвердил полковник торопливо, – трагедия борьбы с самим собой, со всеми своими страстями. – Точно! – А вот женщины. Был он женат? – вспомнив разговор с Марией, спросил Лев Иванович. – Как же, да, – очнулся Жога, – давно. Майка, кореянка, хорошенькая, как куколка. На горшках вместе сидели. Только они разошлись. – Давно ли? Жога подтвердил, что да. – Расстались они как, мирно или с претензиями? – Лев Иванович, я-то откуда знаю? Наверное, с претензиями. Мишка непростой человек, и она тоже с характером. К тому же темная история с героином – кто кого подсадил, непонятно. – Так она что, тоже?.. – Нет-нет, Майка лет пятнадцать как соскочила, в стойкой ремиссии. Теперь на полигоне, инструктором по экстремальному вождению. «Вот так так, любопытное квазисовпадение». – Что за полигон, в Санкт-Петербурге? – Нет, здесь. – Жога, достав смартфон, отыскал точку на карте, показал. «И снова так-так. Не более десяти километров от места смерти, то есть если без пробок… а если верить карте, им и образоваться негде… Это если умеючи и зная код от замка. Бред? Возможно, но не исключено, что целая версия. Если, разумеется…» – Ким, мы под женой одно и то же понимаем – дама, с которой брак зарегистрирован в загсе? Жога подтвердил, что да, именно такой вариант. Разошлись они сдержанно, хотя руки все-таки друг другу пожали. …Первым делом, вернувшись на рабочее место, Гуров оформил запрос в Санкт-Петербург с просьбой уточнить семейное положение г-на М. Ю. Ситдикова – для очистки совести и из привычки все доводить до конца. Вторым делом – отправил запрос сотовому оператору относительно соединений по номеру, который никак не мог стереть из записной книжки чувствительный поэт, названный в честь Канала имени Москвы. Глава 15 Сегодня неладно было в театре. Никакой атмосферы – ни творческой, ни деловой, сплошная нездоровая. Музыканты то и дело срывались, ничего не выстраивалось, доходило до грызни, и даже Яша с Упырем умудрились разругаться. Остальные, хотя и без конфликтов, занимались своими делами, но вяло. Колыхались, как медузы. Сцена, которую великий Шекспир наверняка замышлял как значимую, а уж в мюзикле она была решена как вообще ключевая – два философствующих шута на сцене, это не абы что, а целая концепция, – не выстраивалась вообще. Первый могильщик сражался с собственным языком: даже сильно адаптированная, рифмованная текстовка никак ему не давалась. Язык пока вел по очкам. У второго вообще рот был набит манной кашей. В общем, могильщики не оправдывали надежд, и получались у них скабрезные частушки вместо глубокомыслия. И, что самое плохое, народный режиссер Лялечка была не в своей тарелке. Точнее, не было ей дела ни до чего. Вялая, без своего всегдашнего рвения, просто сидела и смотрела на потуги подопечных, лишь изредка машинально ободряя. Она точно находилась во вполне определенном и осознанном отчаянии. Было ей, по всему судя, глубоко плевать, что они там на сцене наиграют. – Ты сегодня не в духе, – заметила Мария, присаживаясь рядом. Та привычно пошутила: – Меня сегодня вообще нет. Я вчера утопилась, помнишь? – Еще бы, я ведь донесла до мира это пренеприятное известие. Случилось что? Юля, вздохнув, пожала плечами: |