Книга Смерть под старой ивой, страница 166 – Алексей Макеев, Николай Леонов

– Компания? – помолчав, переспросил Орлов.

– Компания, – озадаченно повторил Гуров, – или вы по-другому считаете?

Орлов постучал по папке пальцами, потом карандашом, потом вообще отодвинул ее и с нею как бы и сомнения. Говорил он уверенно, как о бесспорном:

– Мой профессиональный и жизненный опыт противится тезису о том, что к конкретному человеку – заметьте, господин полковник! – внешне безупречному, испытывает личную неприязнь целый коллектив. Личная неприязнь – это вообще-то дело одного. Ведь перед нами не сверхзлодей, Гитлер или Наполеон. К тому же неприязнь – категория бытового характера, она проявляется, как показывает практика, спонтанно, в основном на кухнях, под влиянием сорока градусов и более. Ты не хуже меня знаешь типичный портрет того, кто наворотил что-то «из личной неприязни».

– Да помню уж. Низкий уровень образования, низкая самооценка, низкий социальный статус. Вы правы, что-то не вяжется в нашей версии.

– Вот-вот. Неприязнь, стало быть, побоку. А вот месть – совсем другое дело. Это надо обмозговать.

Орлов задумался, помешивая ложечкой в пустой чашке. Верочка давно подалась к семейному очагу, некому было проследить за полнотой чайника.

– Месть, Лева, как говорили в старых фильмах, блюдо, которое подают холодным. Преступление, совершаемое из мести, обдумывается, вынашивается, оно сиюминутно никогда не совершается. Даже самый никудышный двоечник, люмпен-пролетариат и тот начинает мыслить. Двух слов в обычной жизни связать не может, зато как подбирает время, место, способ, орудия, как ювелирно придумывает, как подозрения отвести от себя, а еще лучше – подставить другого. И еще – мститель всегда четко знает, что хочет. Не бывает мести по неосторожности или по недомыслию.

– Все так, но тогда в картину преступления не вписываются классические характеристики мстителя: низкий интеллект, отсутствие посягательств на жизнь кого-то, кроме обидчика. У нас, напротив, абсолютно рассудочная модель поведения, хождение по головам и отменные способности к систематическому мышлению, анализу.

Орлов вздохнул:

– Эх, Лева-Лева. Люди – единственные из всех живых существ, которые эволюционируют в худшую сторону. Вот и преступник. Он уже не таков, каким его описывали в моих учебниках и даже в твоих, он гораздо хуже. Конечно, никто не отменял законы стаи и прочие коллективные ужасы. Однако лично мне ясно, что действовал ОДИН человек, совершивший все эти действия из мотива именно МЕСТИ, желавший вполне определенного исхода: создать такие условия, чтобы Арутюнов сам себе в рот выстрелил.

– Доведение до самоубийства?

– Что ты. Это слишком грубо для него. Склонение, Лева, склонение к самоубийству. Доведение до самоубийства – более честный способ сведения счетов с человеком. Преступник принимает участие в процессе доведения до самоубийства, издевается, избивает, оскорбляет, словом, прикладывает к делу руки, совершает активные действия. Сам, своими силами создает ситуацию, когда у жертвы не остается выбора, формирует ситуацию тупика, где смерть – единственный выход из ситуации. А вот склонение. Это по-умному и по-подлому. Трудно доказать, что именно благодаря действиям преступника жертва идет на смерть. Ты сам вспомни записку: «Я добровольно». Поди докажи.

– Да, если учитывать линию поведения преступника, то линия эта подлая и грязная. Но подлость и грязь – понятия не из Уголовного кодекса, а все остальное, увы, это не более чем наши с вами мысли, – согласился Гуров. – А доказательств… нет их.