Книга Заноза для хирурга, страница 27 – Анна Варшевская

— Честно говоря, нет, не понимаю, — отвечаю ему. — Какая может быть трудность в том, чтобы вежливо и твёрдо сообщить человеку, что в хирургическом отделении надо работать, а не задом сверкать?

— Но… — Добрынин озадаченно замолкает.

Странное отношение к ситуации. Так боится задеть женщину намёком на неподобающий внешний вид? На меня, значит, орать можно — по работе — а Вере сказать, что её одежда не соответствует рабочему дресс-коду — тут он обижать её не хочет.

Пока я размышляю и злюсь на непонятные начальственные двойные стандарты, упускаю момент, когда ко мне вдруг прижимаются теснее. Не успеваю спросить, какого чёрта, как слышу:

— Вы что, не знаете, что врачу в стационаре нельзя пользоваться духами?

Удивительно, даже шёпотом он ухитряется препираться.

— Я не использую духи, — отвечаю так же тихо.

— Как это не используете? Тогда откуда этот запах?

Я чувствую, как сжимаются продолжающие лежать на талии руки, мужчина, качнувшись вперёд, склоняется ко мне и глубоко вбирает носом воздух, почти уткнувшись в шею под мочкой уха. По коже вдруг бегут мурашки, я чуть не ахаю, непроизвольно запрокидываю голову, но тут же дёргаюсь, пытаясь отстраниться.

— Никита… Сергеевич, осторожнее с конечностями, пока их вам чем-нибудь не прищемило! — шепчу язвительно.

— Это и правда не духи? — вдруг произносит он сипло.

— Смысл мне вам врать?

— Не знаю… — говорит тихо и опять склоняется к моей шее.

— Вы что делаете? — чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда чувствую мягкое прикосновение.

— Тш-ш, тихо, пожалуйста, Анна Николаевна, — звучит хрипло, но спокойно.

— Никита Сергеевич, вы меня ни с кем не попутали? — язвлю дрожащим голосом, потому что он уже поглаживает мою талию в том месте, где она начинает переходить в… хм… выпуклости! А носом и губами зарывается в волосы за ухом, и такое простое движение простреливает меня от затылка к копчику, в конце концов собираясь внизу живота, налившегося тяжестью.

Бедром я чувствую, как в меня упирается кое-что твёрдое, и это только подстёгивает собственное возбуждение. Чёрт подери, что я делаю?.. Что мы делаем?.. Надо бежать отсюда, подальше от…

— Никита Сергеевич… — начинаю, с трудом унимая дрожь, но тут мы оба замираем, потому что слышим приближающиеся к двери шаги.

— Ну и где он? — совсем близко раздаётся ворчливый голос Веры.

Я зажмуриваюсь. Если она сюда зайдёт… отделению будет что обсуждать ближайшие полгода.

— Вер, ты чего здесь забыла? — голос Марины, ещё одной медсестры.

— Никиту Сергеевича жду, он сказал к нему подойти!

— Враньё, — тихий выдох мне в ухо, от которого волоски на коже становятся дыбом.

Мы прижимаемся друг к другу так близко, что я могу чувствовать тяжёлое дыхание мужчины, как и он — моё.

Возбуждение постепенно, хоть и медленно, спадает — всё-таки я не эксгибиционистка, чтобы с нетерпением ждать, когда нас застукают. Да и вообще, это просто у меня давно никого не было! Задумываюсь, а когда вообще был мой последний раз? Параллельно пытаюсь отстраниться от Добрынина, чтобы хотя бы не чувствовать бугор в его брюках, который меня… ну, не то чтобы смущает, но не даёт нормально думать. Похоже, он тоже не помнит, когда у него был последний раз, иначе бы не заводился так легко.

Вера, судя по всему, продолжает прохаживаться по коридору, шаги то удаляются, то приближаются.