Книга Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь, страница 38 – Анна Варшевская

— В каком смысле сгорела? — мне становится не по себе.

— Дак она ж пекарь была, на хлебозаводе работала, вот и случилось там чего-то, несчастный случай какой-то. Лицо у ней тоже обгорело. Но хоть жива осталась. А дальше я уж не знаю, они, как это всё случилось, квартиру быстро продали.

— А… Дина? — голова у меня идёт кругом, концы с концами не сходятся. — Вы сказали, «твоя Динка», почему моя?

— Дак любовь вы с ней крутили, — хитро смотрит на меня старушка. — Весь подъезд судачил, думали уж, свадьба будет. А потом ты пропал, как не было, мать твоя квартиру тут же продала, Динка сначала одна осталась, а потом уехала.

— Почему думали, что будет свадьба? — выговариваю непослушными губами.

— Ох, Володенька, видел бы ты вас со стороны тогда, — мечтательно вздыхает Марья Гавриловна. — Динка счастливая, что твоя птичка щебетала, только и знай металась со своего этажа на твой, со службы тебя ждала, в магазине вкусненькое всякое покупала, готовила. Алевтина Анатольна, царствие ей небесное, помнишь, может, её, тоже с четвёртого этажа, всё смеялась, что запахи у тебя из квартиры — ну прям ресторан.

— А Дина, она… какая она… была? — поднимаю взгляд на женщину, вспомнив, что мать говорила о девушке, грубо встретившей её тогда.

— Да как какая, обычная, — пожимает плечами Марья Гавриловна. — Красивая девчоночка, умненькая. Мать её гордилась очень, когда она в колледж медицинский поступила. Я тоже помню, порадовалась тогда — это ж как хорошо, когда среди соседей есть к кому обратиться, хоть укол поставить, хоть давление померить. А Динка всегда вежливая, отзывчивая была, и поможет, если что нужно, и в магазин сбегает. Хорошая девочка, не чета нынешним свиристелкам, — вздыхает женщина, некоторое время молчит, а потом сдержанно говорит:

— Ты уж прости меня, старую, я ж не знала, что с памятью у тебя так приключилось. Но врать не буду — все мы, как она из больницы вернулась, решили, что подло ты с ней тогда поступил.

— Из какой больницы, господи? — опять сжимаю голову руками, не от боли, а от того, что мысли, как тараканы, разбегаются в разные стороны.

— Мать её в больницу попала, — продолжает Марья Гавриловна, — и одновременно с ней Динка. Сама знаю, у меня их запасные ключи были. Позвонила она мне тогда, голос мёртвый, попросила документы её забрать и привезти ей. Неделю пролежала, а как вернулась — не Динка это уже была, — сокрушённо качает головой. — Видно плохо ей стало из-за матери. Алевтина тогда, правда, говорила, что беременная она.

— Что?!

— Да-а, — женщина торжественно кивает пару раз. — Алевтина, царствие ей небесное, рассказывала, что видела твою мать с Динкой. Шумели в подъезде, грузчики из твоей квартиры вещи выносили, освобождали видно для новых жильцов, ну она и дверь открыла, попросить, чтоб потише вели себя, вот и увидела. Мать твоя развернулась и ушла сразу, а Динка как села на ступеньки, так и сидела. Алевтина к ней подошла, помочь хотела. Вот и увидела, что деньги у неё были в руке, да палочка эта новомодная — во всех сериалах знаешь, показывают, дескать, полоски там появляются.

Марья Гавриловна вздыхает, а я чувствую, как к горлу поднимается тошнота.

— Но только тут я утверждать не берусь, чего не знаю — того не знаю, это только с Алевтининых слов. Ну а потом Динка квартиру продала и уехала, мне сказала, деньги нужны матери на операцию. Если и был ребёночек, я уж не в курсе.