Книга Наследники чужих судеб, страница 17 – Ольга Володарская

Она хотела закончить на этом разговор, но Оля остановила маму. Буквально схватила за руку, когда та собралась уходить.

— Почему бабушка оставила дом именно мне?

— Она тебя любила. Не так сильно, как Аленку, но больше, чем меня.

— Вот именно! Для нее твоя сестра была центром Вселенной. Но дом мне, а не ей?

— Алена погибла давным-давно.

— Что с ней случилось?

— Несчастный случай, — туманно ответила мама. — Но я от тебя это скрыла, потому что не хотела травмировать. Ты и так переживала из-за нас с отцом, травли в школе, своих фурункулов…

Из-за них ее и травили. Или, как сейчас говорят, буллили. Дети жестоки, а те, что появились на свет в девяностых, были беспощадны. Завуч школы называл их порождениями хаоса. И боялся учеников, считая их непредсказуемыми. На детей его поколения всегда можно было найти управу: пионерская организация влияла, роно, детская комната милиции. Эти же не имели авторитетов, не считая криминальных, и творили что хотели. Оля поняла, как он был прав, когда родила своего особенного сына. С ним запросто играли обычные дети, доброжелательно общались, старались помочь.

— Времена всегда одни, — не соглашалась с ней мать. — Проявишь слабость — тебя сожрут.

— Но это не так, я же вижу, как сейчас дети общаются между собой…

— Вот именно, видишь. Потому что следишь за ними. И матери других ребят следят. Вы их контролируете чуть ли не двадцать четыре часа. Но когда ваши идеальные дочки и сыночки останутся без надзора, превратятся в волков и овец.

Оля была овцой в детстве. Не самой паршивой и загнанной, но дрожащей. Вполне бойкая, симпатичная, умненькая Оля один раз спасовала, не смогла дать сдачи и на несколько лет стала для одноклассников Пупырой. Так ее обозвала бывшая подружка. Поругались из-за ерунды, но не смогли помириться, и та отомстила: указала всем на недостаток Оли. То был фурункул на животе, большой, сизый, который она прятала под одеждой. Но экс-подружка, зная, что тот есть, задрала на физкультуре ее футболку и заорала: «Смотрите, какой мерзкий пупырь!» Оля заплакала и убежала, вместо того чтобы обозвать, послать, двинуть. Отец, когда она рассказала об этом, пожалел, успокоил. А мать отругала.

— Нельзя давать себя в обиду, — говорила она. — Заклюют!

— Как мне нужно было поступить? — лепетала Оля.

— Харкнуть в нее, например!

— И это говорит интеллигентная женщина, — поражался папа. — Кандидат наук. Не слушай мать, Оленька, ты не гопница, чтобы так себя вести.

— Если бы я спускала одноклассникам, однокурсникам и коллегам обиды, не стала бы кандидатом наук. А на звание интеллигентной женщины я не претендую.

Как был не прав папа, стало ясно уже на следующий день. Олю стали называть Пупырой. Ей в тетрадке рисовали жаб. Как-то мальчишки оплевали ее из трубочек, и она покрылась вдобавок прыщами из пластилина. Оля об этом родителям не рассказывала. Какой смысл? Отец снова пожалеет, а мать заставит поколотить заклятую подружку.

Буллинг прекратился через три года. Появилось много новеньких, и одноклассники переключились на некоторых из них. Кто-то дал отпор, а у двоих появились обидные клички. Не желая участвовать в травле, как и заступаться за бедолаг, Оля попросила перевести ее в другую школу. Так как та была с математическим уклоном, мать согласилась.