Книга Наследники чужих судеб, страница 21 – Ольга Володарская

— Смерть Галины все же повесили на жениха?

— Не смогли. Дело осталось «глухим».

— Выходит, парень поторопился с самоубийством. Мог бы остаться на свободе… — Глаза Рустама стали грустными, как у теленка. — Или он не мыслил жизни без Галины? Поддался не панике, а горю и ушел вслед за ней…

Зорин отвернулся, чтобы незаметно проглотить ком в горле. Сделав это, он кашлянул и умудрился выдать следующую фразу ровным тоном:

— Воеводину из газеты поперли после того скандала, который она попыталась раздуть. Глава администрации лично распорядился ее уволить. О Гамлете быстро все забыли…

— Не все, получается. Баба Маня уверяет, что он вернулся.

— Он ей лично об этом сообщил? — с сарказмом проговорил Зорин.

— Не ей и не лично. А некой Альке Бобровой это послание передала покойная Галина.

— Божечки, — простонал Михаил. — Опять эта полоумная воду мутит…

— Вы о Бобровой?

— О ней самой. Женщина, мягко сказать, чудаковатая. Она гаданиями промышляла когда-то, убеждала всех в том, что у нее есть дар. Чем дальше, тем хуже: начала спиритические сеансы проводить.

— Баба Маня верит в ее дар. Но ходит к Альке, чтобы помогать ей счета оплачивать, заявки подавать в ЖКО или собес. Надеется, что та жилплощадь свою на нее перепишет. Все равно оставлять некому, а у бабы Мани трое внуков.

— Ближе к сути, Рустам.

— Пришла баба Маня к Бобровой сегодня утром, а та сама не своя. Бубнит что-то, крестится. Баба Маня давай расспрашивать.

— И Алевтина рассказала о сеансе?

— В деталях. Но еще и рисунок показала. Страшный. Сейчас. — Старлей достал телефон, открыл один из снимков. — Качество ужасное, но так уж баба Маня сфотографировала на свой мобильник, а он допотопный.

Михаил принялся рассматривать рисунок, сделанный карандашами на выцветших обоях. Грубо, схематично. На нем изображена женщина с худым лицом и длинными волосами. Они иссиня-черные, распущенные. Лицо бледно-голубое. Неясно, при помощи карандаша такой цвет был создан или дело в обоях. Веки сомкнуты, рот приоткрыт. Женщина на первый взгляд спит.

— Что в рисунке страшного?

— На нем же покойница, — тихо выдохнул Рустам. — От рисунка так и веет могильным холодком…

— Какой ты впечатлительный!

— Еще надпись есть. На втором снимке. Она не поместилась в кадр. — И продемонстрировал ее: — «Я вернулся!» — Печатные буквы, написанные красным.

— Это художества Алевтины, так?

— Но ее рукой будто кто-то невидимый управлял. Говорит, Галина. Только она по-другому называла, а именно Фря. — Старлей почесал переносицу. — Разве есть такое имя — Фря?

— Это прозвище. Фря означает «зазнайка, воображала». В наших краях до недавнего времени это слово употребляли.

— Она умела рисовать? Хотя откуда вам знать… — Но он знал! — В общем, перепугалась гражданка Боброва так, что попросила бабу Маню сходить в милицию (для старушек мы все еще милиционеры), предупредить.

— И та к тебе, а не к участковому? Ладно, позвоню я ему, скажу, чтоб зашел.

— Может, лучше я съезжу к ней? Вдруг старушка что-то подозрительное видела, но забыла, а подсознание это выдало таким вот странным способом? — И снова глянул на фото портрета, после чего передернулся. — Или к ней забрался кто-то, чтобы рисунок оставить, а женщина решила, будто это она сделала под воздействием высших сил?

— Боброва — городская сумасшедшая, товарищ старший лейтенант. Мы не можем тратить на подобных граждан время. У нас с тобой другие задачи. — Зорин сделал строгое лицо. — Иди занимайся цыганским делом. Убийца братьев Радо на свободе гуляет, а мы будем призраков ловить?