Книга Детектив на пороге весны, страница 361 – Татьяна Устинова, Татьяна Полякова, Анна и Сергей Литвиновы

Московские проблемы откатились далеко-далеко, за Дунай. Грозный Кирилл Мефодьевич, неутомимая в своей глупости Дроздова, двуличный Красавчик Ник, Серебрякова со своей несчастной любовью – все они потеряли свои роли, из главных героев превратились в статистов с сакраментальным «Кушать подано». Лиза вспоминала только про бабушку, про кота и про подругу Сашку – да и то изредка, перед сном, мимоходом. А днем она упивалась Веной, впитывала в себя ее запахи, звуки, ритм, стиль… Она сидела в кондитерских, бродила по магазинам, отвечала на дежурные улыбки прохожих и никак не могла поверить в то, что уже через день это все кончится. Навсегда. Навеки. Вопреки ее желанию.

Ровно через шестьдесят две минуты, как и положено по расписанию, бесшумный вагон перенес меня в центр Вены. По Рингу катили свежеумытые автомобили, через дорогу возвышалось здание знаменитой Оперы.

Пройдя длинным подземным переходом, я оказался в устье пешеходной Кертнерштрассе. Здесь было все, что я любил в городах: толпа, витрины, шум голосов, обрывки смеха. Хотя вовсю припекало весеннее солнце, публика еще не определилась со своим отношением к погоде: шли люди в пальто, но кое-кто щеголял в шортиках. Клином двигались неутомимые туристы-японцы. У магазина «Саламандер» двое толстых нищих пели что-то жалобное по-польски. Витрины манили покупателей, и я подумал, что скоро мне понадобится летняя одежда: майки, шорты и плавки.

Время было обеденное. Народ нырял в кондитерские и ресторанчики и выныривал из них, жевал на ходу франкфуртеры и пиццы. Наслаждаясь человечьей суетой, я дошел до Штефанплац. Здесь, в самой сердцевине города, я уселся на гранитную скамью и принялся рассматривать готический фасад собора Святого Стефана.

Люди шли по площади в разных направлениях и с разными целями. От стоянки фиакров разносился деревенский запах навоза. Живая скульптура изображала даму в серебристом платье восемнадцатого века. Ее лицо было покрыто серебряной краской. В консервную банку брякались монетки, и в ответ на каждый звяк дама оживала и присаживалась в реверансе. Гиды в нелепых пелеринках приставали к туристам. Слышались щелчки затворов фотоаппаратов и жужжание видеокамер.

Я подумал, что я здесь, в сущности, очень одинок. В Бадене это почему-то не так чувствовалось, но ритм большого города как-то особо подчеркивал мою обособленность.

И тут, словно по заказу, словно услышав мои мысли, рядом со мной на скамейку опустилась девушка.

С первого же взгляда я понял, что она – моя соотечественница. Во-первых, в руках у нее были два бумажных пакета: один с лейблом «Гуччи», а другой – «Бенеттона». Слишком странное для местных обитательниц сочетание роскоши и демократизма. Но, во-вторых, и это главное, девушка оказалась такой красоты и милоты, каких просто не бывает среди мужиковатых австриячек.

Девушка окинула меня рассеянным взглядом. Затем ее брови нахмурились. Она захлопала глазами, а потом уставилась на меня с таким выражением, словно увидела привидение.

– Что с вами? – спросил я ее по-русски.

Она нервно усмехнулась, а потом утвердительно сказала:

– Вы – Евгений Боголюбов.

Вряд ли моя художническая слава распространилась по Европе столь широко, что меня стали узнавать в лицо – да еще очаровательные соотечественницы. Я спросил: