Книга Пейзаж в изумрудных тонах, страница 68 – Майя Яворская

Дня начинающему фотографу хватило, чтобы пройти все пять стадий принятия неизбежного. Результатом стало понимание двух важных вещей: во-первых, ковыряться с фотографиями придется долго и нудно, во-вторых, без графического планшета не обойтись. С первым пунктом Кира разобралась довольно быстро: позвонила и извинилась, что не сможет отдать фотографии в ближайшие дни, поскольку заболела. Отмазка была не самой оригинальной, но ничего лучше на тот момент в голову просто не пришло. Со вторым дело обстояло хуже: чтобы найти обладателя гаджета, который по доброте душевной захотел бы дать его во временное пользование, да еще на безвозмездной основе, потребовался немалый временной ресурс и элементарные навыки дипломатии, которые, по сути, сводились к давлению на жалость.

Кира так закрутилась со своими делами, что найти время, чтобы выбраться к Оле, никак не получалось. Нет, конечно, она не забыла о подруге. Звонила несколько раз, справлялась, как та пообщалась со следователем, идет ли расследование, нет ли каких-то новостей, как самочувствие Андрея и не надо ли чего. По словам Ольги, следователь попался какой-то странный. Спрашивал о вещах, которые к делу не относились: где работала мама, чем занимался отчим, не хранились ли в доме большие суммы денег. Как будто ответы на эти вопросы могли помочь найти тех, кто напал на Наташу. Расследование вроде двигалось, но информацией с Веричевой-младшей особо никто не делился. А помощь ей не требовалась, она вполне справлялась с бытовыми проблемами. В подобные заявления верилось слабо. Подруга настолько плохо была приспособлена к самостоятельной жизни, что стоило навестить и посмотреть, чем она хотя бы питается и вообще.

Мама и бабушка реализовали весь свой педагогическо-родительский потенциал, воспитывая Олю. Тот сводился по большей части к круглосуточной опеке и сдуванию пылинок. В нежном возрасте это еще было как-то объяснимо, все же ребенок тяжело болел. А хрупкое здоровье, как известно, требует неусыпного контроля. Но победа над болезнью не изменила парадигмы – Оленька выросла, окрепла, но так и осталась для родни музейным экспонатом. Чем-то вроде фарфоровой чашки династии Сун. Ею полагалось любоваться и ни в коем случае не использовать по назначению. Единственное, что просили у ребенка, – прилежно учиться. Девочка не сопротивлялась, исправно ходила в школу и приносила хорошие оценки. Маниакальная забота ее не напрягала, поскольку потребность в самостоятельности и независимости у нее отсутствовала напрочь.

К домашним делам Олю не привлекали никогда. Стирка, глажка, мытье полов, посуды и всего остального являлись для нее понятиями метафизическими. Впрочем, как и походы в магазин. Пока была жива бабушка, проблем с домоводством не существовало. Но и после ее смерти Наташа, и без того загруженная работой, возложила все на себя. А потом функция «бабушки» перешла по наследству к Андрею. Благо тот не возражал. Понятие «быт» в лексикон Ольги не вошло и после совершеннолетия.

Теперь же Самойлова понимала, что рядом с подругой не осталось никого и бросать ее нельзя. Без заботы та зачахнет, как тропический цветок на колхозной грядке. Временно возложить на себя функцию старшего поколения следовало хотя бы ради Наташи. Это что-то наподобие внутреннего долга, который требовалось отдать. Когда-то Кира была маленькой девочкой, которая осталась одна, без мамы и очень боялась. Но пришла Веричева-старшая и стала ее опекать, пока все не наладилось. Ее никто об этом не просил, она до того дня даже ни разу не видела Самойлову. И вот теперь ее дочь оказалась в таком же положении, даже хуже. И Киру тоже никто ни о чем не просил. Но пришло время ответить добром за добро.