Книга Пани Зофья. У вас след от решетки, страница 71 – Яцек Галиньский

Мариолька посмотрела на меня.

– Нам нужно сформулировать требования, – сказала я.

– Окей, – согласилась она.

– Ты займись этим, а я вздремну.

– Сейчас?

– Никто не кричит, не буянит и не стучит в дверь. Чего еще желать?

Я легла и поправила жесткую подушку. Должно быть, их набивают опилками. Очень правильно. Экологично.

– Если сможешь, – я обратилась к Мариольке, – подожги что-нибудь, чтобы вызвать небольшую суматоху, понимаешь? Неразбериха начнется. Так, чтобы бунт выглядел прилично. Чтобы было не стыдно.

– Наконец-то я сожгу этот сраный плексиглас, – ответила она.

– Хорошо. Ты очень любезна.

Лежа на шконке, я видела, как Мариолька взяла провод от фена, который раньше использовался для кипячения воды, и обмотала его вокруг прутьев, упиравшихся в плексиглас.

Я на мгновение закрыла глаза. Мне снилось, что ко мне пришла старость, но все было не так уж плохо. Благодаря склерозу я не помнила никаких неприятных вещей. А благодаря слабому зрению и слуху не видела и не слышала грубости и гадости. Я наконец-то могла трясущейся рукой с легкостью размешать в чае целых пять ложек сахара!

Это не старость настигла меня. Это я остановилась. Остановилась и подождала ее, и она догнала меня. Я потеряла темп, энергию и цель. Я завершила путь. А жизнь – это не что иное, как путь. Счастье – это стремление и приближение к цели, а затем к следующей. Достигать чего-либо очень опасно. Самые стойкие люди не выдерживают. Они разваливаются на части, отчаянно ищут цель, но не находят ее. И выгорают. При трагических обстоятельствах, а их попранные тела становятся кормом таблоидных паразитов.

Смерть еще не нашла меня. Это потому, что в тюрьме заключенных постоянно тасуют между камерами.

Сложно разобрать, кто где находится. Смерть тоже не понимает. Но даже если ей в руки попал нужный список и она нашла в нем меня, то все равно ей до меня не добраться, потому что мы только что подняли бунт и забаррикадировали дверь. Поэтому она сидит злая в продоле, глядит на офицеров опергруппы «Антанта». В очередной раз, поддавшись давлению начальства, она взяла сверхурочные, но так и не смогла заполучить ни одного клиента. Другие выбирали легкий путь. Они нарушали правила ради результата. Они брали всех, кого могли, и старых, и малых. На пешеходном переходе. Где угодно. В отделении неотложной помощи. Людей, которые еще даже не были у врача. Раньше это было немыслимо, но мир изменился, пошел вперед. Важен только результат. Всего стало больше, и все происходит быстрее. И умирают быстрее. Никого это не должно удивлять.

Я проснулась как обычно. Более уставшей, чем когда ложилась. Задеревеневшей, покрытой потом, испуганной. Из-за двери доносился женский голос. Холодный, металлический, не очень приятный.

– Пани Вильконьская, шутки кончились, – сказал женский голос. – Вы показали, что вам есть что сказать, что вы важны. Мы вас поняли. Мы уважаем ваше мнение. Я прошу вас уважать деньги налогоплательщиков и прекратить бунт.

Слишком приземленно для Смерти. То есть я не знала, как разговаривает Смерть, но мне казалось, что на налогоплательщиков ей наплевать. Впрочем, всем плевать. Если бы правительство присылало каждому человеку разблюдовочку, показывающую, что его деньгами была оплачена хоть часть зарплаты учителя, врача, ремонт тротуара или даже униформа солдата, охраняющего нас от несуществующей угрозы, то такой налогоплательщик чувствовал бы, что его уважают. Но что, если чей-то налог полностью пойдет на оплату полета на военном самолете для сына спикера сейма и его друзей? Неудивительно, что никто не уважает такого налогоплательщика, раз он так глупо тратит деньги!