Книга Золотое правило молчания, страница 75 – Галина Владимировна Романова

— Деньги на месте? — крутил без конца головой Петрович.

— Ой, да какие тут деньги, Петрович?

Но она все же встала, прошла в свою комнату и влезла в шкаф. Десять тысяч заначки были на месте.

— Это все? — с недоумением смотрел Петрович на купюры в ее руках. — Вся твоя заначка?

— Да, — не моргнув глазом соврала Лада.

— Бедная ты, бедная! Как же ты выживаешь! — со странным всхлипом произнес он. — Иди ко мне!

Он обнял ее осторожно, несмело. Лада зажмурилась, прижимаясь лицом к его свитеру. Куртку Петрович снял и оставил в прихожей почти сразу как вошел. И прижимал ее теперь к свитеру из грубой шерсти, пропахшему недорогим одеколоном и табаком.

Странно, подумала Лада, Петрович не курит, а пропах табаком. Наверное, потому что часто гоняет мужиков из курилки, когда те там задерживаются.

— Пойдешь за меня, Лада? — вдруг пробился через ее рассеянные мысли его встревоженный голос. — Не обижу ни за что и никогда! Ни тебя, ни мальчишек! Трезвый я, не жадный, хозяйственный.

— Я что, не знаю, какой ты? — улыбнулась Лада, не отрывая лица от его груди. — Мальчишек надо спросить. Я не против.

— Господи! Господи, счастье-то какое! — Его жесткие губы осторожно коснулись ее щеки. — Ты чего, плачешь, что ли?

— Наверное, — прошептала она, не поднимая головы.

— Напугалась?

— С тобой не страшно. Это я так… Расчувствовалась. Прости, Петрович. — Лада закинула руки ему на плечи, прижалась теснее. — Прости…

— Сережей меня зовут, Лада, — прошептал он ей на ухо взволнованно. — Что ты, как на работе: Петрович да Петрович. Сережа я. Можно я сегодня у тебя останусь?

Она его оставила. И даже не потому, что он замуж ее позвал, а из опасения, что ночью кто-то дверь ее снова откроет. И чем это может ей грозить, можно было только догадываться. А с Петровичем не страшно. Удобно. Уютно, что ли. Смущение первых минут, когда они раздевались в темноте, выключив свет во всей квартире, прошло быстро. Хихикали, как дети, потешаясь друг над другом. Неловко, неумело целовались.

— Совсем одичал твой Петрович, — извинялся он позже, прижимая ее к себе. — Давно никого не было. Все о тебе мечтал.

Она улыбалась, целовала его колючую щеку и думала, что она вообще ни о чем таком и не мечтала уже сто лет. О Петровиче так особенно не мечтала. Считала его старым, брюзгливым, совсем для совместного проживания не подходящим. И если и нравилось ей его повышенное к ней внимание, то совсем чуть-чуть. А он вон какой! Надежный и серьезный. И ласковый, и терпеливый.

Понравится ли он мальчишкам, вот вопрос! Вдруг заартачатся? Вдруг ни в какую не захотят его в семье? Надо будет какие-то правильные слова подобрать. Как-то толково объяснить им. Если что, на Петровича можно будет и траты списать. Как вариант!

Лада немного поволновалась на этот счет и уснула безмятежным, без тревожных видений, сном. Проснулась от странных звуков с кухни и даже напугалась. Там что-то погромыхивало и шкворчало. И пахло вкусно. Непривычно для ее утра.

Быстро натянув старенький халатик из вафельной ткани, Лада босиком пошла на звуки. А там Петрович в одних тренировочных штанах завтрак им готовит. Лада замерла в дверном проеме, пристально рассматривая его.

А он еще даже ничего. Мускулистый, крепкий. Кожа гладкая, может, и без модного загара, но без прыщей. И жира нет. Это тоже порадовало.