Книга Незнакомец. Суровый батя для двойняшек, страница 64 – Регина Янтарная

– Значит, как и малая, любишь клоунов! – выдыхает как-то двусмысленно Седой и смотрит вдаль.

Злюсь, потому что не понимаю его намеков.

– Что ты хочешь сказать, спроси открыто, – говорю я.

– Тебе нравится в цирке? – Мирон обращается ко мне, поворачивая голову.

Мы сидим на первом ряду, снова что-то жуем, и я не свожу радостного взгляда с маленькой Маши.

– Моим детям очень нравится цирк, – щебечу я.

– Я не про них, про тебя! – Мир протягивает руку и пальцем проводит по моей верхней губе. Тут же достает салфетку и вытирает измазанный шоколадом палец об салфетку.

В шоке смотрю на него. Что это было? Когда мы вошли в цирк, он не снял даже темные солнечные очки, так боялся запалиться. А сейчас не только не прячется, а показывает окружающим, что мы вместе, что мы семья.

– Я… люблю радоваться вместе со своими детьми, – отвечаю на вопрос, как умею.

– А без детей ты умеешь радоваться жизни? – спрашивает жестко, заглядывая мне в глаза.

– Без детей? Без Аленки и Алешки? Как это? – хлопаю на Мирона удивленно глазами.

О чем он говорит? Я даже представление смотрю глазами своей дочери. По-другому нельзя!

– Понятно, – цедит сквозь зубы Седой, так и не понявший моих глубоких материнских чувств. Ему не понять, что мои дети – это лучшее, что случилось со мной за последние пять лет. С того самого момента, как я переехала к отцу, моя жизнь разделилась на «до» и «после». И Мирон знает это! Зачем же мучает меня вопросами? Настроение портится, но я не позволяю ему рухнуть окончательно, глажу Машеньку по головке и моментально переношу эти теплые чувства на своих детей. Никому не позволю разрушить мой внутренний мир снова. Даже Миру!

Наконец зрители занимают места, и на арене, обитой красным ярким материалом происходит что-то невероятное. Гимнасты взмывают в воздух, летят на трапециях, словно птицы парят под куполом цирка. Затаив дыхание, глядим на невероятные прыжки и пируэты стройных женщин и рельефных мужчин.

– Я бы хотела так уметь! – выдыхаю я. Меня топит эмоциями, которые я не хочу прятать от Седого, он должен понять, что я – открытая книга для него. Кому, если не ему, я могу открыть то, что хочу на самом деле.

– Надо было не на журналиста учиться, а в цирковое идти, – отвечает Мир.

– Я на психолога выучилась, скоро диплом получу, – мягко улыбаюсь мужчине. Надо же он забыл, на кого я учусь.

– Чтобы уметь как они, надо много тренироваться. В принципе, так в любом деле. Хочешь быть идеальным, много трудись!

– А ты идеальный? – неожиданно спрашиваю Седого.

Вскидывается, смотрит на меня, прищурившись.

– Нет, – наконец выдыхает он. – А ты? – кидает мне в ответку тот же вопрос.

– Забыл? – хихикаю я нервно. – Я родилась Угрюмой, ты меня априори считаешь бракованной, сломанной. Ты же так сказал моему отцу, что не хочешь иметь от меня детей, потому что у них будет с рождения мой угрюмовский набор генов!

– Копец! – Мирон явно злится. – Егор рассказал тебе всё…

– Он мой отец.

– «Волсебник»! – кричит громко Машенька, отвлекая нас от ругани.

Поворачиваю голову в сторону арены, где уже появились два клоуна в ярких комбинезонах – желтом и зеленом. Машуня порывается соскочить с места, точь-в-точь как это делает моя дочь, чтобы выбежать на встречу любимым персонажам.

Крепко сжимаю ее маленькую теплую ручку.