Книга Мой парень — французский шпион, страница 53 – Вера Арнгольд

В принципе, философская вещь. Весьма зеркалит человеческую жизнь, сколько звездных матрон себе пластических операций сделали, сожгли, понимаешь, весь свой водород перед 80-летием, гулять так гулять. А толку? Если водород не сжигать, а расходовать помаленьку, глядишь, и поспокойнее было бы к девяноста?

Эжен тоже хотел к астрономам присоединиться, но я убежала вперед. У нас в Оренбурге в телескопы смотрят постоянно, в музее истории города, и еще на улице, а еще выезжают за город, целое сообщество есть «Смотри на звезды», а главный телескоп — в музее первого космонавта Гагарина, который учился в нашем летном училище.

Астронома я слушать не стала еще и потому, что и без телескопа звезды в глаза вваливались, огромные такие, непонятные, все небо тут, шею сверни, планетарий, во все стороны небо круглое. Мне захотелось закричать так залихватски: эгегеюшки! Но я сдержалась, так как французы русские привычки не совсем понимают.

И тут… я увидела в темноте скамейку. Мужик на ней сидит во французском трико и три собаки вокруг него бегают. Одна сразу ко мне подбежала и стала нюхать руки и карманы, а я руку ей протянула, она ее и лизнула. Хорошая собака. Смирная, спокойная, остальные две носились где-то рядом. Эжен тоже подошел, стал разговаривать с мужиком, видимо, знает его? Сказал мне, что дядька этот хороший, а собаку у него зовут Афганистан. Во как, ничего себе.

И вот мы так сидим, беседуем, собачки резвятся. Но я прекрасно помнила задание. Когда пойдем гулять, положить шарик на лавку. Шарик заберут. Так на какую лавку класть этот дурацкий шарик? Я больше лавок-то в лесу и не видела. Она одна, и на ней сидит этот дядька со своими собаками, и Эжен рядом, и нет никакой совершенно возможности осуществить разведческое спецзадание.

Что там в этом случае делают разведчики? Свистят так задумчиво, а сами потихоньку делают важные дела. Или еще вот. Штирлиц помнил, что запоминается последняя фраза…

— А… эээ. Мы когда пойдем домой, я замерзла, — спросила я Эжена. И потихоньку выложила шарик на лавку. Так, дрынч — и все. Было мое, стало ничье. Уже сильно стемнело, ничего не было видно, вот совсем. И мужик, собственно, тоже стал подниматься с лавки, досвиданькается с нами. Эжен его по плечу хлопает и мне отвечает:

— Сейчас, дорогая.

И вдруг, когда я сделала шаг к Эжену, та самая спокойная собачка с не соответствующей ей кличкой Афганистан подошла сбоку, осторожно взяла шарик в рот да как побежит вперед!

— Ах ты, — я побежала за ней. — Пееееесель, стой!

Вот ведь, наказание. Что теперь делать? Мужик с Эженом очень удивились моей реакции. Наверное, подумали, что песик меня тяпнул. Стали спрашивать, что случилось, побежали за мной, а я все гналась за Афганистаном, да разве же мне угнаться за такой резвой собакой, да еще в ночи? Песель перескочил электрическое ограждение и подался в альпийские луга к оленям. Только его и видели.

Боже мой. Я провалила все! Я в отчаянии села на дорогу. Эжен, не на шутку разволновавшись, подбежал ко мне, поднял, повернул к себе и увидел мое зареванное лицо.

— Тебя укусила собака? — он почти кричал от расстройства.

Я помотала головой и уткнулась ему в плечо, оросив рукав поло горячими слезами о Родине, которая будто стояла возле нас и укоряюще смотрела на меня: и-э-эх, лапша стоеросовая.