Книга Мой парень — французский шпион, страница 56 – Вера Арнгольд

— Ура! — закричала я и бросилась Эжену на шею.

— А там, куда мы едем, будет интернет? — вдруг спросила я, вспомнив о маман, моей сестре, Петруше и Натэлле. Да и вообще, может, мне передадут хоть какой-то сигнал «оттуда», а я, как дура, без wi-fi?

— Нет, — радостно и слегка даже злорадно ответил мне мой любимый. — ТАМ интернета нет, только в больших торговых центрах можно подключиться к wi-fi. Но зато в домике будет много литературы, в том числе и на русском.

Я сдвинула брови.

— Знаешь что, дорогой, недавно я прочла пост, где немецкий журналист Доминик Калус сравнивал жизнь в Европе и России. Он отметил трепетное отношение русских к книгам и своим писателям…

— В России есть много хорошего, — влез в мою тираду Эжен.

— Но более всего Калуса удивило развитие интернета в России и большое количество бесплатных точек wi-fi в парках и метро! — вскричала я.

Эжен только радостно пожал плечами.

— Ca me fait chier? Laisse beton (Тебя это бесит? Забей).

Я копалась с чемоданом, из открытого окна веял прекрасный ветерок Альп, пахло лесом и цветами. И вдруг прямо на мои вещи откуда-то сверху спланировал небольшой кусочек бумаги. Я удивилась, взяла его и оглянулась вокруг. Хотя дом у Эжена старый, но с потолка пока ничего не сыпалось, я выглянула в окно. Может быть, Эженчик, словно пацаны в школе, решил в меня бумажками покидать?

Под окном никого не было. Лишь сосед на своем вездесущем тракторе помахал мне рукой, он опять копался с кукурузой.

Вот ерунда! Я развернула бумажонку, а там был нарисован кулачок с поднятым вверх пальцем. Ничего не понимаю. Что за детские игрушки?

И тут вдруг во мне проснулся разведчик Абель, про него я читала у известного журналиста, историка разведки Николая Долгополова. Фишер Абель с 1948 года работал в США, целых девять лет разведывал информацию о ядерной программе Штатов и руководил агентурной сетью. Может, и с папашенькой Эжена сталкивался на шпионских путях, хотя вряд ли.

Мама моя. А ведь это знак. И знак хороший. То есть шарик от петанка дошел, видимо, до адресатов. С помощью пса загадочного дядьки-собачника, и что за астрономы клубились на дикой альпийской дороге, тоже стоило бы выяснить. Группа прикрытия? Ах! Я прямо задохнулась то ли от неожиданных озарений, то ли от собственных фантазий. Все это стоило осмысления, но вначале нужно избавиться от улики. Я скомкала кусочек бумаги и проглотила его. Запить было нечем, поэтому я доковыляла быстрее до камина, где стояли початые бутылки, и припала к rose.

— Лера! — Эжен стоял в дверях дома и с укором и возмущением смотрел на меня. — Мои друзья в это время дня не пьют вино.

— А русские пьют, — коротко ответила я. И, сделав хороший глоток, убедилась, что бумажный комочек провалился в мои недра.

— У тебя хорошее вино, — решила я сгладить провинность. — Тавель? Бандоль?

Эженчик расцвел. Разговор о винах, видимо, был его фишкой. Розе надо пить «avec des glacons» (с кубиками льда). И он полез в холодильник, рассказывая мне о том, как розе производят на виноградниках. Мол, во французском словаре такое понятие появилось лишь в 1680 году, а уже в 1682-м на виноградниках Аржантея под Парижем произвели первое вино исключительно для Людовика XIV. Моду на розе начал король!

Я еще решила по такому случаю приложиться к розе, дескать, даешь по-королевски! Поэтому вместе со льдом Эжен извлек из холодильника кусок телятины. Но я остановила его протестующим жестом. Русские после первой не закусывают.