Книга Ребе едет в отпуск, страница 12 – Гарри Кемельман

— Что вы имеете в виду, ребе?

— Ну, как проходят наши праздники. Как правило, они продолжаются по два дня, и многие раввины делают акцент именно на второй день. Но я сумел понять, что почти невозможно сделать второй день подряд выходным. Поэтому я вполне понимаю и сочувствую, когда кто-то из общины, возможно, очень деловой человек, просто не может на второй день прийти в синагогу, и на него не обижаюсь. Я не считаю, что он обязан проводить там оба дня.

Слушатели закивали, и, приободрившись, ребе Шиндлер продолжал:

— И вот я решил, что постараюсь сделать все, что в моих силах, если Бог хочет, чтобы я служил ему в бизнесе. Я усердно работал, и иногда мне хотелось вернуться к спокойной и почтенной должности раввина, но я понимал, что тогда признаю свое поражение. Зато когда меня назначили помощником главного управляющего по северо-восточному Огайо, я решил, что отработал свое и могу снова стать раввином, не считая себя неудачником. Скажу вам, джентльмены, я мог бы заработать куда больше, оставаясь в Национальной Агрохимической корпорации, но быть раввином — мое призвание. Я чувствую, что рожден для этого, потому и претендую на эту должность.

— Но вы же много лет этим не занимались…

— О, нет. В эти годы я был еще активнее, чем когда официально служил раввином. Я возглавлял местное сионистское братство — по правде говоря, помогал в его основании. И три года был вице-президентом фонда общины. Все это есть в моих бумагах. Я возглавлял Экуменический Комитет, который ставит целью улучшить отношения между евреями, католиками и протестантами. Был членом выездной комиссии «Слокумбе Дженерал» — это городская больница. И три года возглавлял группу изучения Библии, которая собиралась через четверг в течение всего года, зимой и летом. Полагаю, джентльмены, вам понятно, кто чаще всех там выступал. Нет нужды говорить, что каждый раз, когда мне нужно было уехать из города, в моей дорожной сумке прежде всего оказывались мои tallis и t’fillen^[4]: хотя я не работал раввином, но продолжал быть хорошим евреем. И мне не платили ни цента, когда я много раз читал молитвы в каком-нибудь городишке, или когда меня просили совершить нужный ритуал. В селениях северо-восточного Огайо меня знали как «ребе-путешественника». И, разумеется, природная склонность заставляла меня продолжать мои занятия, — добавил он.

Ребе Шиндлер комиссии понравился, но обсуждение его кандидатуры затянулось. В его способностях проповедника никто не сомневался; всех вполне удовлетворили присланные им записи проповедей. Понравился он и на собеседовании: прямой, уверенный в себе и открытый, как торговец, уверенный в своем товаре и не жалеющий усилий, чтобы подать его как следует…

— Конечно, нужно бы навести справки в его общине…

— Не думаю, что там мы многое узнаем: он уехал оттуда восемь лет назад. Там могло уже никого не остаться.

— По крайней мере, можно попробовать узнать в Национальной Агрохимической корпорации, — предложил Дрекслер.

— Господи, Марти, ни в коем случае, — возразил Рэймонд. — Он все еще работает, и там не понравится, что он ищет новую работу. Сам знаешь, каковы подобные компании.

— Но мы не можем верить на слово, — настаивал Дрекслер.

— Ну, мы знаем, что он раввин, и это подтвердила семинария, верно? Мы знаем, что он может читать молитвы, он прислал пленку с записями своих служб. И всем нам он понравился.