Книга Ребе едет в отпуск, страница 50 – Гарри Кемельман

— Ну и что? Ты часто пишешь письма, уезжая на отдых? — В английском Вассермана бросался в глаза даже не акцент, а старание правильно выговорить каждое слово.

— Это другое дело.

— Ты тоже посылал открытки, прошлым летом из Калифорнии. И писала их миссис Беккер, верно?

— Точно, но здесь совсем другое. Я делал это по дружбе, но для него-то это дело. Он укатил на три месяца, что само по себе не так здорово, теперь на него не давит совет и куча чиновников. Мог бы собраться с силами. Потом, он уехал без контракта — тоже неумно, когда на твое место берут настоящего ловкача. Ведь про то, что так хотел сам ребе, мы знаем только со слов Марти Дрекслера. Не удивлюсь, если этот сукин сын вынудил ребе отказаться от контракта, чтобы спасти репутацию. А согласившись, тот из гордости не мог прийти к нам и сказать, что Дрекслер его обдурил. Так что ты думаешь — он станет нам писать? Писать людям, которые загнали его в угол, и спрашивать, как дела, что происходит, давать советы, наконец, извещать о своем приезде, чтобы мы подготовились?

— Вэй, Беккер, ты умный человек, но ребе тебе не понять. — Старик с трудом ходил, и Беккер подал ему руку, чтобы помочь спуститься. — Ты его никогда не понимал. Ребе никогда не хитрит и говорит, что думает. Он сказал, что хочет в отпуск, что устал, что нуждается в отдыхе. Когда мы идем в отпуск, что это значит? Это значит, что зимой мы едем во Флориду погреться на солнце, а летом в горы, спастись от жары. Мы видим новых людей, отдыхаем от дел. Жене не нужно готовить и убирать, — это отдых. Но для ребе это что-то еще, ему не нужен такой отдых. Когда он перестает работать, это значит, ему нужно подсчитать свой капитал.

— Капитал? Какой еще капитал?

— Ты думаешь, как в банке? Нет, или вернее, да. Его капитал — это он сам. Когда он подводит итоги, то спрашивает себя, насколько он себя израсходовал. И получил ли за это достойную компенсацию? Сколько еще осталось? И стоит ли продолжать растрачивать себя подобным образом, или пора поступать иначе?

Беккер, помогавший старику сесть в машину, остановился и взглянул ему в глаза.

— Честное слово, Джейкоб, не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь? Скажи, ты бы хотел стать раввином?

— Раввином? Конечно, нет.

— Почему?

— Почему? Во-первых, мне хочется работать только на себя. С тех пор когда я был мальчишкой и торговал газетами, я всегда работал на себя, и я не хочу получать деньги ни от какого босса. А если придется добиваться их от парней из нашего совета, то во всем Форт Ноксе не хватит денег, чтобы мне заплатить.

— А за те деньги, что мы платим ребе Смоллу?

Беккер, просунув руку под локоть приятеля, заставил его шагнуть вперед.

— Тогда меня придется связать по рукам и ногам.

— Ты думаешь, что умнее ребе? В старые времена все было иначе. Тогда раввин был самым уважаемым человеком в городе. Раввин считался главой всей общины. Где-то он был богат, а где-то едва сводил концы с концами, но все равно — он был за главного. Если ребе принимал решение, кто мог противиться? Никто, даже самый богатый человек в городе.

Вассерман устроился на сиденье.

— Но сейчас все не так. Сейчас у раввина куча начальников, вроде Марти Дрекслера, Стэнли Аграната или Берта Рэймонда. Он видит, что все идет не так, но продолжает работать, так как надеется, что потихоньку обретает вес. Настает время, когда он думает — так будет всегда: один год получше, другой похуже. И принимает решение. Конечно, если это раввин типа ребе Дойча…