Книга Ребе едет в отпуск, страница 58 – Гарри Кемельман

— Так я и думал. Ты опять хочешь управлять моей жизнью, — с горечью бросил Рой.

— А для чего еще нужны отцы? — весело спросил Дэн.

— Никто не имеет права вмешиваться в чью-то жизнь. Я — личность, и имею право жить так, как хочу. Я буду сам выбирать друзей и делать то, что захочу, — с жаром заявил юноша.

— Слушай, Рой, нам обязательно каждый раз ссориться?

— Просто не пытайся руководить мной, и все будет хорошо. — Сын встал. — Ой, уже поздно, а завтра экзамен.

В номере отеля Дэн снова вспоминал весь вечер. Что такое с этой молодежью? Все, что ни скажешь, они толкуют по-своему. Как с ними говорить, чтобы они слушали и отвечали по-взрослому?

Он вспомнил строчку из письма, полученного утром от сестры из Барнардз Кроссинг: «Хотя он здесь работал больше шести лет, он никогда не был популярен в общине, разве что у молодежи до двадцати лет, а они не участвуют в выборах». И поискал в ящике стола предыдущее письмо, где она указала адрес ребе Смолла.

— Это книга мнений израильтян — не официальных лиц и не больших шишек, а людей с улицы: евреев, арабов, мужчин, женщин, молодых и старых, — с увлечением говорил Стедман. — Видите, ребе, когда говоришь с официальным лицом, получаешь официальное мнение, которое уже звучало в прессе. А когда говоришь с простыми людьми, видишь всю ситуацию изнутри.

— А как вы это делаете? — спросила Мириам. — Останавливаете людей на улице?

— Иногда, миссис Смолл, но я им не говорю, что беру интервью, я действую осторожнее. Вот идет человек по улице, и я спрашиваю, как пройти туда-то (а это как раз в его сторону). Обычно мне отвечают, что идут туда же, и я присоединяюсь. Мы начинаем говорить, и если становится интересно, я включаю свой магнитофон — он управляется из кармана, и люди его не замечают. А вернувшись к себе, я все помечаю, так что могу на досуге все разобрать и записать.

— Вы интервью ведете на английском или на иврите? — спросил ребе.

— На иврите, идиш, английском и даже французском. Мой идиш безупречен, французский неплох. Разговорный иврит тоже недурен, я здесь бывал уже десятки раз. Последний раз — не больше года назад. Так что все идет вполне сносно, за исключением одного случая — мне попался интеллигент, который говорил слова, которых я не знал. Но в чем преимущество магнитозаписи? В том, что я могу слушать все несколько раз и искать нужные слова в словаре.

— Но как вам удавалось сформулировать вопросы, если вы не понимали его ответов? — спросил ребе.

— О, суть я понимал, а нюансы были не столь важны. Хотите как-нибудь послушать эти пленки?

— Да, очень, — кивнул ребе, — хотя не думаю, что школьный французский сильно мне поможет.

— У меня не так много материала на французском, только из ресторана, где было много евреев-сефардов из Северной Африки. Может, пойдете со мной, если завтра утром не заняты?

— Завтра не занят.

— И вы, миссис Смолл.

— Я бы рада, но должна быть утром в больнице.

Когда наутро они встретились, Стедман сказал:

— Может, это к лучшему, что миссис Смолл не смогла пойти. Втроем трудней вести беседу.

— Возможно, вы и правы. Кстати, Мириам просила меня узнать, придете ли вы завтра к нам на ужин. И пусть ваш сын тоже приходит.

— Рой вечно занят, я вижу его раз в неделю, когда мы вместе обедаем. Я стараюсь особо не вмешиваться в его жизнь. Не уверен, что он завтра свободен, но спрошу.