Книга В воскресенье рабби остался дома, страница 79 – Гарри Кемельман

— Муз был в отключке?

— Нет, он ругался, в основном на Дженкинса.

— А Дженкинс что-нибудь говорил?

— Я помню только, что когда мы кончили заворачивать его и он заснул, Дженкинс сказал — но это было просто в шутку…

— Что он сказал?

— А что-то насчет того, что надо бы положить это на его проклятую голову. — И тут же быстро добавил: — Но он просто шутил.

— Конечно, — непринужденно сказал Лэниган. — Итак, вы вернулись в Хиллсон-Хаус и нашли Муза? Что-нибудь изменилось в том, как он был завернут?

— Да, этот верхний угол вытянули и заткнули туда, где сходятся складки.

— Покажи.

— Эй! — произнес Стью.

— Не волнуйся, Горфинкль, мы тебя так не оставим, — заверил его Лэниган.

Билл Джейкобс поднял верхний угол листа, натянул Стью на голову и подоткнул.

Сью Аронс завизжала.

— Уберите, — в истерике кричала она, — уберите это!

В компании Перл Джейкобс была веселой, почти легкомысленной, но у себя дома, в кругу семьи, могла быть рассудительной и проницательной. Когда муж закончил описывать встречу родителей в кабинете рабби, она сказала:

— Не понимаю, почему рабби позвонил тебе. Ему, мне кажется, следовало позвонить Горфинклю, он президент.

— Объяснил он это тем, что наш Билл единственный, кто втянут в это дело с начала до конца, но настоящая причина, конечно, в том, что ему, вероятно, было неудобно звонить Бену Горфинклю после того, как тот угрожал выгнать его.

— Держу пари, если бы Бен сейчас выставил свою кандидатуру, его бы не избрали.

— Почему? Потому что он сделал выговор рабби? Ты думаешь, его так любят?

— Нет. То есть я не знаю, насколько его любят. Особых приверженцев у него нет. И некоторые родители, возможно, недовольны им из-за того, что их детям пришлось рассказать обо всем в полиции.

— Ты думаешь?

Она кивнула.

— Я сначала чувствовала то же самое, но потом поняла, что рано или поздно все так или иначе обязательно всплывет. Кроме того, мне не по душе мысль о разгуливающем на свободе убийце и…

— Какое отношение это имеет к Бену Горфинклю? — терпеливо спросил Джейкобс.

Она с удивлением посмотрела на него.

— А такое, что многие девочки считают эту борьбу в конгрегации, которую он затеял, не самой замечательной идеей.

— Да, но девочки не голосуют.

— Но многие из них влияют на тех, кто голосует, а в конгрегациях у реформистов они голосуют, и я думаю, что это правильно. Во всяком случае, многим женщинам, с которыми я говорила, не нравится это: создать конгрегацию, а затем расколоть ее из-за дурацкого вопроса о том, кто где должен сидеть.

— Послушай, Перл, я надеюсь, что ты не говоришь этого на людях. Мы не пытались расколоть конгрегацию. И дело не в местах; это случайное совпадение. У нас есть программа — чертовски хорошая программа, и на каждом шагу Пафф и его группа создают нам препятствия. И раз мы не можем заставить их согласиться, так не лучше ли этим двум точкам зрения, этим двум философиям иметь свои собственные структуры для выполнения того, что они считают важным, чем просто мешать друг другу?

— Разве это не похоже на мужчин? — Она покачала головой. — Вы говорите — мы не хотим раскола; мы только хотим делать вещи, которые порождают раскол. И это успокаивает вашу совесть. Так вот, позволь заметить, что женщины намного ближе к жизни. Вы похожи на малышей, которые думают, что если вещь не назвать, то ее не существует. Но что такое раскол? Это не просто два храма там, где прежде у вас был только один. Это значит, что вы получаете две группы, которые стремятся избегать друг друга. Люди из одного храма стремятся избегать людей из другого. Для мужчин это не имеет значения — вас нет целыми днями, а по вечерам вы, как правило, слишком устали, чтобы что-нибудь делать. Но мы-то здесь целый день. Возьми меня и Марджи Аронс: мы обе в женской общине, и мы дружим. Хорошо, храм разделяется, я в одном храме, а Марджи в другом. Тебе не приходит в голову, что между нами возникнет барьер?