Книга За пеленой дождя, страница 112 – Анна Карлссон

В комнату заглянул отец. Мама показала ему на разбитую рамку.

— Наверное, ей не нравится эта фотография? — спросила она у него, протянув ему то, что осталось от портрета. — Прям не знаю, как угодить. Сколько ни пыталась — никак не получалось.

Отец помог ей подняться с колен и усадил в кресло.

— Вот скажи, что мы не так делали? — она вопросительно смотрела на мужа, в надежде, что он сможет объяснить то, чего никак не могла понять сама. — С самого рождения была моя девочка любима. Делали для нее все, что было в наших силах. А ей все не нравилось. В институт устроили — недовольна. На работу — не рада. Что ни купишь — не нравится. В чем моя вина? Я думала, что она выросла уже, наша опека надоела. Устроили отдельное жилье. Кажется, живи и радуйся, но опять нет. Теперь и спросить некого.

Она плакала, прижимая к груди мою фотографию. Я чувствовала себя прескверно. Всегда считала, что мать жила только для себя, меня не замечая и к моему мнению не прислушиваясь. Оказывается, что в ее понимании все выглядело совершенно иначе.

Воспоминания начали возникать одно за другим, словно кадры из фильма. И правда, почему я решила, что меня не любили. Конечно же, любили, только не так, как бы мне хотелось, а по-своему. Делали замечания, чтобы я выросла воспитанной, покупали одежду, согласно собственному представлению о прекрасном, просили поменьше есть, чтобы не было проблем с фигурой. Я же воспринимала каждое слово, как оскорбление и старалась сделать все наоборот. Кто внушил мне, что они хотели плохого? С чего эта дурацкая мысль засела, как заноза, в моей голове, не давая спокойно жить до конца дней. Права мама, я всегда и всем была недовольна. И прав мой новый приятель, когда говорил, что каждый сам должен добывать свое счастье. Мои родители считали, что делали меня счастливой. Теперь бы я была им благодарна. Желание мое было настолько искренним и сожаление таким большим, что мама почувствовала то, что происходит со мной. Несмотря на то, что была я пока на недосягаемом для нее расстоянии. Она улыбнулась, сильнее прижимая фото к себе. Я почувствовала, что она меня простила. Какое же это счастье, когда уходят обиды и получаешь долгожданное прощение. Отец стоял такой большой и беспомощный, не зная и не умея утешить. Порой он был очень неуклюжим в своем желании помочь или дать совет. Почему раньше это всегда меня обижало. Почему во всем я искала возможность обидеться и глубже залезть в свою скорлупу, убеждая себя в том, что никому не нужна. Я ошибалась, меня слишком сильно любили, поэтому я перестала это ценить. Все горе и вся беда были исключительно в моей голове. Жаль, что нельзя все начать заново и прожить жизнь с открытым сердцем.

— Ты не боишься открывать сердце перед миром? — поинтересовался появившийся ниоткуда мой провожатый. — Может, лучше встречать людей как потенциальных врагов? Чтобы потом не было мучительно больно.

Прелестная привычка смеяться и шутить над тем, что кажется чересчур серьезным. Однако я начинала привыкать и меня это больше не раздражало. Наверное, он прав, и в жизни нет ничего такого, к чему можно серьезно относиться.

— Зачем тогда жить, если сердце остается закрытым.

Я почувствовала, что он остался доволен моим ответом.

Мне было над чем подумать. Теперь мы сидели на берегу реки и смотрели на воду. Вода была чистой и прозрачной. Плавающие на мелководье у самого берега лупоглазые мальки с любопытством разглядывали нас из воды. Я думала о любви и нелюбви. Эта тема для меня остается самой волнующей. Может быть, я до сих пор застряла на одном месте именно потому, что не могу во всем разобраться. А может, для того, чтобы во всем разобраться.