Книга Город греха, страница 69 – Валентина Владимировна Гасс

По рядам прошёл лёгкий ропот.

Джок приблизился к круглому столу и поставил ванночку на столешницу перед Краузе с Лю. Эрих увидел, что внутри жидкость — тёмная, вязкая, непрозрачная.

Мистер Джок обернулся к собранию и поднял правую руку вверх. Всё стихло и замерло. Ни один звук не тревожил пространство. Постояв так секунд двадцать, Джок опустил руку, повернулся к столу и обмакнул два пальца в жидкость. А потом провёл этими пальцами себе по лицу, оставляя вертикальную красную линию, тянущуюся от лба, через нос до подбородка. Вторую линию он нарисовал поперёк — теперь на его лице красовался красный крест.

Потом он помог мисс Конг поднять на ноги Эриха, который уже полностью потерял способность к сопротивлению.

Мистер Джок снова обмакнул пальцы и прочертил такой же крест на лице Краузе. Прикосновение чужих пальцев к коже Эрих счёл максимально неприятным, но воспрепятствовать этому оказался не в состоянии. В его нос проник слабый запах жидкости, по которому, а также по консистенции и вязкости, Краузе профессионально определил, что его мажут свежей кровью.

После этого, поддерживая Эриха под руки, Джок и Лю, которая тоже начертила на лице крест, представили внештатного судмедэксперта собранию.

В рядах прошла короткая суета, и люди почти синхронно откинули капюшоны, открывая свои лица.

Это одновременное движение доконало Краузе окончательно. Мир перед глазами поплыл, верхние веки, залитые свинцом, упали на зрачки, голова свесилась набок, и Эрих окончательно сник в придерживаемых его за подмышки руках партнеров.

Амстердам, наши дни

Некоторое время Элис лежала на лавке смирно, с закрытыми глазами, и прислушивалась к своим ощущениям. Но никаких особых изменений после принятия лошадиной дозы «зи-зи» её организм пока не испытывал. Эля лишь слышала настороженное сопение Балабанова, который вынужденно торчал рядом и караулил.

«Ничего не получается!» — хотела сказать Элис и открыла глаза. Но!

Во-первых, язык её не послушался, а рот не открылся. Поэтому фразу она высказала только самой себе и мысленно. А во-вторых, хоть она и различала сейчас внутреннее убранство кладовки, тускло освещённой пыльным светильником, и застывшего подле Гансика, глаза её оставались закрытыми. Потому что на первом плане она видела свои веки изнутри!

Это было дико и противоестественно, но тем не менее — ставшие полупрозрачными, створки век продолжали прикрывать глазные яблоки, однако не мешали Элис видеть через них!

В следующее мгновение перспектива и вовсе раздвоилась. Будто на экран наложили два разных кадра. На одном Эля смотрела снизу вверх на торчащего верстой Балабанова, на другом же — видела его полубоком и с расстояния, будто её внутренний оператор снимал ещё и из верхнего угла каморки.

Эля попыталась пошевелиться, и частично это ей удалось. Она как бы присела, продолжая одновременно лежать навзничь на лавке, и оттолкнулась от пола! Стоящий рядом Балабанов поблёк и почти растворился, превратившись в неясный мираж, зато второй ракурс, напротив, обрёл более чёткие очертания. Перед взором Элис мелькнули какие-то серые перечёркнутые крест-накрест конструкции, пористые прямоугольные образования, а потом со всех сторон вдруг хлынул свет — девушка вынырнула в длинный, очень ярко освещённый лампами коридор. И сообразила, что находится на одном из этажей хозяйственного корпуса.