Книга Доктор Фальк и дачные убийства, страница 37 – Игорь Евдокимов

Мысли доктора вернулись к записке, оставленной Платоновым. Она ждала своего часа в верхнем ящике его письменного стола, запертом на ключ. Адресатом оказалась Екатерина Юрьевна Красильникова – дама роковая, знойная, жена столичного присяжного поверенного, который (как и супруг ипохондрической блондинки Любимцевой) в Зеленом луге бывал редкими наездами. Фальк помнил слова Неверова о том, что Платонов и Шевалдина имели некий конфликт в связи с нелицеприятными секретами инженера. Уподобляться сплетникам он не собирался, но волей-неволей напрашивалась вполне очевидная версия: у Красильниковой и Петра Геннадьевича был роман, а генеральша о нем прознала. Достаточно ли это веская причина для убийства?

Откуда у него вообще взялись такие мысли? Фальк винил медицинскую практику, в ходе которой был вынужден несколько раз выступать медицинским экспертом по запросам столичной полиции. Видимо, от них и нахватался…

С другой стороны, между преступлениями и болезнями под определенным углом обнаруживались некоторые сходства. Василий Оттович привык иметь дело с симптомами, которые тоже могут быть двусмысленными и неоднозначными, поэтому его мозг сам собой рассматривал эти умозаключения с позиции холодного анализа. Муж Красильниковой был не последним лицом в адвокатской среде Петербурга, водился и с чиновниками различного ранга. Узнай он о романе жены, вполне мог бы устроить сопернику сложную жизнь в столице. Платонов же приезжал в Зеленый луг три года подряд – значит, средства у него имелись, но при этом снимал он все же маленькую и дешевую дачу Карамышевых – практически лачугу, одноэтажную крестьянскую избушку, даже без веранды, на самой окраине. Следовательно, не шиковал, положение шаткое. И не важно, находится ли на государственной службе или занят частным порядком – Красильников вполне мог бы постараться и оставить его без работы. А это уже, как говорят сыщики, мотив.

К тому же Василий Оттович знал и уважал урядника Сидорова. Александр Петрович ни за что не стал бы действовать, опираясь на одни только велосипедные следы. А значит, улики против инженера обнаружились, причем достаточно весомые. Возможно, Петр Геннадьевич даже виновен.

Вкрадчивый голос в голове Фалька напомнил – да, ты взял записку, но, вопреки заявлению Платонова, не давал никаких обещаний. А значит, как сказал бы более гибкий в моральном плане человек, твоя совесть формально чиста. Записка может и дальше лежать в ящике стола. Или, для уверенности, ее можно сжечь. А полиция сама со всем разберется.

Вот только моральной гибкостью Василий Оттович не обладал. Вообще. Он прекрасно знал себя и понимал, что не переданная по адресу записка будет жечь совесть до конца его дней. А если верить лютеранской вере – то и после этого момента. Поэтому выбора как такового не существовало. Фальк обязан был отнести заветный листок Екатерине Красильниковой.

Василий Оттович извлек из кармана брегет и сверился со временем – часы показывали четверть двенадцатого. Расположение дачи Красильниковых он представлял довольно смутно, знал лишь, что адвокат купил дом неподалеку от кирхи. А значит, план вырисовывался следующий: шаг первый – прогуляться до станции. Шаг второй – пообщаться с Фомой Михайловичем (старик, знающий и подмечающий все, мог бы считаться деревенским справочным бюро, однако делиться сведениями считал возможным только с доверенными людьми). Шаг третий – от станции направиться прямиком к дому Красильниковой (при условии, что ее муж находится в Петербурге, а то визит грозил бы принять отчетливо водевильные оттенки). На месте он должен оказаться в час дня ровно. И все – записка отдана, Фальк свободен!