Книга Доктор Фальк и дачные убийства, страница 43 – Игорь Евдокимов

Шварцман визиту доктора обрадовался, хотя вопрос, заданный после приличествующих случаю вежливых расспросов о здоровье и коммерческих успехах, фармацевта удивил.

– Мощное обезболивающее? Нет, в последнее время никто не покупал. Это вы из-за Шевалдиной интересуетесь, Василий Оттович?

– Э-э-э, да, – кивнул Фальк. – Подумал, что стоит оказать посильную помощь Александру Петровичу. Он у нас, знаете ли, один.

– Один или не один, но ко мне он уже заходил во вторник с тем же самым вопросом. И таки получил тот же самый ответ. Никто ко мне не обращался, и краж у меня тоже не было. Я бы заметил, поверьте.

Фальк поблагодарил аптекаря и вышел на улицу. Раз урядник Сидоров успел побывать здесь, то и остальные точки маршрута, намеченного доктором, наверняка посетил. Но Василий Оттович решил не пускать дело на самотек и все же исполнить план до конца. После Шварцмана он посетил старую аптеку Кокконена, первую в Зеленом луге. Ее основал финн Матти, перебравшийся из Териок – не выдержал конкуренции с тамошней «Старой аптекой». А вот за пределами Великого Княжества дела у него пошли в гору. До прибытия Шварцмана, конечно.

Фальк любил финскую аптеку больше – понятно, что она проигрывала в выборе товаров, зато было что-то чудесное в старых добрых дубовых шкафах с толстыми стеклами и древнем кассовом аппарате на конторке. Заведение Кокконена напоминало библиотеку, а библиотеки Василий Оттович любил. Однако Матти также не смог ему помочь: финн заявил, что таких средств отродясь не держал. И Сидоров получил от него «таки тот же ответ». Оставалась клиника Федоровского – маленький барак на противоположном конце пристанционной улицы. Обеспеченные дачники старались в ней не появляться (не бонтонно, лучше было обратиться к Фальку или съездить в Сестрорецк, а то и вернуться в Петербург), зато простых жителей деревни и окрестностей доктор Федоровский просто спасал.

Однако и он ничем не помог Фальку – обезболивающие у него не пропадали. Что было логично: в деревне, где все друг у друга на виду, а количество аптек и врачей можно пересчитать по пальцам одной руки, было бы несусветной глупостью покупать орудие для будущего убийства. Значит, средство было привезено преступником с собой, вероятнее всего – из Петербурга. А обойти все тамошние аптеки (не говоря уже о подпольных притонах) стало бы сложно даже полиции, не говоря уже о партикулярном лице вроде Фалька.

А после обеда начался дождь. Вернее, ливень. И не столько начался, сколько обрушился. Ветер с залива взвыл с такой силой, что на пристани перевернуло несколько лодок, а на дачных дорожках, покрытых еще вчера пылью, вдруг забурлили мутные потоки. Ветви старых лип гнулись до земли, срываясь с треском, а крыши некоторых веранд не выдержали натиска водной стихии. Море бушевало, словно в осеннюю бурю, выбрасывая на берег водоросли, щепу и одинокий спасательный круг, унесенный волной от яхт-клуба.

Вот и ярился Фальк не хуже урагана за окнами, делая перерывы на приготовленные Клотильдой Генриховной завтраки, обеды и ужины – еда у старой экономки была слишком хороша и на некоторое (непродолжительное) время возвращала доктора в доброе расположение духа.

Дом, обыкновенно столь уютный и просторный, казался ему тюрьмой. Вообще-то свою дачу Фальк обожал. Досталась она ему от родителей, которые в силу возраста предпочитали летом уезжать теперь на воды, а не оставаться в окрестностях Петербурга, отдаваясь на волю капризов северной погоды. Возможно, поэтому Василию Оттовичу было здесь так комфортно – в этих стенах он ненадолго переставал быть солидным «доктором Фальком с практикой и репутацией, ветераном Русско-японской войны», а становился просто «Василием» (или Базилем, как звала его мама), немного впадая в детство. Даже спальню оставил себе свою, переоборудовав родительскую в гостевую комнату. И в других обстоятельствах он бы, наоборот, наслаждался вынужденным домоседством, глядя на бушующую стихию из окна кабинета в башенке.