Книга Дело о проклятых портретах, страница 2 – Игорь Евдокимов

К моменту, когда Корсаков оказался на главной площади, он промок до нитки и был покрыт толстым слоем грязи. Владелец единственной в городе гостиницы, открывший ему дверь после двух минут безуспешного стука, мог бы принять его за отрывшегося из свежей могилы покойника. К счастью, две четвертных, как и ожидалось, сняли все вопросы, и гость с величайшим пиететом был препровожден в “лучший номер”, который, на взгляд Корсакова, не сильно отличался от худшего, но, по крайней мере, давал крышу над головой. Путешественник скинул с себя мокрую и грязную одежду, переоделся в чистое (в комнате было необыкновенно холодно для середины лета), проверил кровать на предмет клопов (насекомых не заметил, но веры в условия проживания ему это не добавило) и улегся спать. Снились ему валуны, нависшие над городом, и исходящий от них отвратительный шепот на неведомом языке.

Два месяца назад, Санкт-Петербург

Катеньке не спалось. Огромный дом, столь теплый и знакомый ребенку, в последние несколько недель стал чужим и пугающим. Maman отпустила всех слуг, кроме кухарки и дворецкого, да и те выставлялись за дверь, стоило огромным часам в холле пробить семь вечера. Коридоры, некогда освещенные яркими свечами, стояли темными. Привычный шум засиживающихся до утра гостей сменился свистом ветра в дымоходах, да стонами старого опустевшего особняка. Мамина комната, в которой холодными ночами всегда горел камин и пахло свежими цветами, превратилась в мрачную пещеру, которой избегала и Катенька, и немногие оставшиеся слуги.

Их особняк изменился не сам по себе – он угасал вместе с маменькой. Самая красивая и ласковая женщина на свете, даже поглощенная работой по дому или организацией званого вечера находившая время сказать Катеньке доброе слово или нежно взъерошить волосы, куда-то исчезла. Вместо неё в пещере обитало злобное и раздражительное привидение, худое и изможденное, проводящее каждую свободную минуту перед висящим на стене портретом. Катенька несколько раз пыталась поговорить с ней, разрушить наваждение, вернуть обратно родного и доброго человека. Последняя попытка закончилась пощечиной, сбившей девочку с ног. Искаженное злобой лицо, окаймленное редеющими сальными волосами, приблизилось к Кате, обдало смрадным дыханием и прошипело:

-Пош-ш-шла вон!

Сегодняшняя ночь была самой страшной за несколько недель. За окнами бесилась гроза. Ветер в дымоходах выл, словно в страшных книгах из маминой библиотеки, которые Катеньке по возрасту не полагалось читать. Но к раскатам грома, барабанящему по стеклам дождю и свисту ветра снаружи добавился еще холодящий жилы звук внутри дома. Катенька с головой спряталась под одеяло, но отгородится от него не удавалось. В доме кто-то плакал.

Меньше всего Катеньке хотелось выбираться из постели, ставшей единственным островком, где она чувствовала себя в безопасности. Но мама воспитала её смелой девочкой, напутствовав: “Если человек нуждается, и в твоих силах помочь ему – нет в мире такой причины, что может заставить тебя пройти мимо”.

Катя осторожно вышла из комнаты. Плач наполнял весь дом, что само по себе было невозможно – особняк был слишком большим, чтобы такой тихий звук достигал всех его уголков, отражаясь от стен и потолков. С величайшей осторожностью, стараясь не дать скрипнуть ни единой половице, девочка двинулась по коридору.