Онлайн книга «Идентичность Лауры»
|
Глядя на Гига, вспоминаю случай, что на ферме был. Окотилась одна кошка у нас пятью котятами. Она дикая была, не домашняя. Но я за ней приглядывал. Устроила она себе в сарае на сене местечко, где выкармливала потомство. Четверо ее отпрысков до того были шустрыми, что сразу начали изучать окружающий мир. А один слабым был и болезным. И вот самого шустрого из братьев, белого в черное пятнышко, ястреб утащил. Прямо у меня на глазах метнулся камнем вниз, хвать и снова ввысь. И все, нету шустрого. Шкурка его слишком яркой оказалась для наших мест. Если б зимой родился, глядишь, и дожил бы до жизнеспособного возраста. Остальные котята вскоре заболели. Не знаю, кошачья чумка или что, да только в течение двух недель трое померли. А этот, болезный, тоже ведь захворал. Но он на сиське материнской висел при любом удобном случае и, видно, иммунитет себе заработал. Справился и выжил. Вот и думайте, к чему приводит стремление быть первым. А к чему осторожность. Это так не всегда, конечно. Это не панацея. Только таким, как Гиг, понять бы, что не обязательно вверх и вперед стремиться. Иногда те, кто больше других тормозит, дальше всех потом оказываются. Гиг остановил рикшу и замахал нам, призывая поторопиться. Джесс потянула меня за майку и сама поспешила вперед, прибавив шаг. Я почувствовал чей-то взгляд. Бывает такое неприятное чувство, когда понимаешь, что на тебя смотрят. Это у людей от животных осталось. Огляделся по сторонам и заметил девушку у невысоких кривых деревьев, что торчали рядком вдоль набережной. Стволы их были черны, как и кожа незнакомки. Два крупных раскосых глаза пристально буравили меня. Она увидела, что я ее заметил, но взгляда не отвела, а будто даже улыбнулась. Однако было в этой улыбке что-то зловещее и неприятное. На ветках над ней в густой листве копошились и орали черные галки. Их было столько, что крона дерева казалась живой. Я ощутил неприятное волнение, будто жизнь моя решалась в этот миг. Мне стало неприятно, и я поймал себя на мысли, что видел подобное живое дерево с горланящими птицами однажды. Перед смертью отца, на границе нашего маленького штата и другого, куда мы ездили торговать. Мы возвращались с Фермерского рынка в Бозра по Либанон-роуд. Направлялись в наш Северный Франклин, штат Коннектикут. Отец умело вел потертый красненький пикап «Дженерал Моторс». Солнце садилось за горизонт, окрашивая поля в коричневатую гамму. Почему-то в этом закате было мало красок. Я помню только грязно-рыжие полосы от лучей, разлитых по потемневшим полям. Отец предложил перекурить. Мы остановились и вышли. Затянувшись самокруткой, единственной папиросой, которую он признавал, отец сказал: — Закат цвета дерьма! Ты тоже это заметил? Я засмеялся и ответил: — Есть такое дело. Но, думаю, мы слишком много работаем с удобрениями, потому и представление о прекрасном у нас исказилось. На что отец прокряхтел: — Нет, Эл. Дерьмо оно и есть дерьмо. Мы привыкли, что закаты и восходы непременно должны радовать глаз. Но закат имеет право быть дерьмовым. Я кивнул. Над деревом, которое торчало у обочины дороги, кружило воронье. Каркая, те словно пытались отогнать нас подальше. Крик их казался мне враждебным, словно мы вторглись на чужую территорию. Я поежился. Мне не нравились вороны. Не зря же с ними связаны мрачные суеверия у разных народов. Отец, кажется, заметил мой неприязненный взгляд на расшумевшихся птиц. |