Книга Безумный март в Питере, страница 152 – Ольга Скляренко, Евгения Букреева

– Все! Прекратите это издевательство! Вы не видите, ей плохо? Она же сказала, что ничего не помнит! Вот моя визитка, позвоните, завтра я ее подвезу, куда вы скажете. И сейчас дайте ей прийти в себя!

30.

До дома мы добирались на такси в полном молчании, если не считать того, что Пашка периодически интересовался, как я себя чувствую. Мы сидели на заднем сидении, я привалилась к Пашкиному плечу, ощущая его тепло и, кажется, понемногу приходила в себя. Какая-то мысль не давала мне покоя, какое-то воспоминание, прочно вытесненное последними ужасными событиями. Эта мысль ворочалась где-то в глубине моего сознания, и я понимала, что она очень важная, и что мне надо только немного напрячься и вспомнить. Но как только я пыталась это сделать, тут же всплывала Вера на носилках и эта кошмарная нога, мужская нога, нога Стаса в пижонском коричневом ботинке. Мне казалось, что я буду умирать, и даже тогда, перед смертью, этот ботинок будет стоять перед моими глазами. Я видела его очень четко, каждую деталь, могла подробно описать узор на подошве, цвет аккуратно завязанного шнурка. И я предпочитала не думать, что стало с хозяином этого ботинка, со Стасом. Впрочем, и так было понятно, что с ним стало.

После того, как Пашка вскипел, они со следователем отошли в сторону и говорили о чем-то минуты две, не больше. До меня долетали только обрывки разговора, да я и не вслушивалась, я боролась с очередным приступом тошноты. Но одну фразу этого Левашова я расслышала очень хорошо. Он сказал: «В кабинете было три человека, один погиб, другая в коме, и только ваша жена может что-то нам сообщить».

Не то чтобы мне было сильно жалко Стаса. Я мало его знала, а те эмоции, которые он у меня вызывал за время нашего недолгого общения, вряд ли можно было бы назвать приятными. К тому же он наверняка был просто по уши замешан во всех этих преступлениях. Но такая смерть – это слишком страшно.

Обуреваемая этими невеселыми мыслями, я перешагнула порог квартиры и на мгновенье застыла.

– Ого, – только и смогла выговорить я и вслед за Павлом осторожно прошла в комнату, удивленно вертя головой по сторонам.

Квартира встретила нас тишиной. И чистотой.

Томка не только умудрилась протереть все поверхности в доме, она даже помыла паркетный пол, к которому, если честно, мне и подступаться-то было страшно. Раньше я никогда не жила в старинных, полуантикварных питерских квартирах с паркетными полами, да и Томка, насколько я знаю, тоже. И за все свое время пребывания здесь я ни разу не озадачилась вопросом, как же, собственно, их, эти полы, чистить. А вот Томка озадачилась. Как приехала, так сразу и озадачилась.

И пыль – этот бич старых, заполненных вещами квартир. Ее просто не было. Нигде.

Улучив момент, тайком от Павла, я провела рукой по полированной поверхности черного секретера, стоявшего в гостиной. До всего ужаса и кошмара последних двух недель, пока я в одиночку куковала в Пашкиной квартире, неторопливо переводя детективчик и изображая из себя хорошую хозяйку, этот чертов секретер был моей головной болью – он просто притягивал к себе пыль. Но Томка, видимо, знала какое-то тайное слово, иначе я ничем не могла объяснить себе ее победу над этим древним деревянным чудовищем.

Все это впечатляло несмотря на то, что после пережитого меня, кажется, вообще мало что могло впечатлить.