Книга Башня. Новый Ковчег, страница 11 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— А чего? Имеем право на отдых, — заявил Лёха. — Законное.

— Дебилы, — Колобок устало помотал головой.

В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать — это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.

Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением — век бы больше этот интернат не видать. Учёба ему не то чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.

— Оболтус, — сердито вздыхал отец. — Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты… только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.

— Отстань от него, — заступалась за Кира мать. Но мать всегда за него заступалась.

Работать Кира после интерната определили сначала в пластмассовый цех разнорабочим (там же работал и отец), но буквально через две недели его отловил в туалете начальник цеха — Кирилл пытался толкнуть пакетик холодка одному чуваку с участка переработки. Холодком называли местный наркотик, который делали где-то несколькими этажами ниже — маленькие круглые таблетки с едва уловимым мятным вкусом, из-за которого наркотик и окрестили холодком. От одного-двух драже слегка кружилась голова и становилось весело, но от хорошей пригоршни крышу сносило не слабо. На холодке можно было как разориться, так и разбогатеть.

Это был первый и последний опыт Кира в дилерстве, опыт крайне неудачный и болезненный. Наркоту у него конфисковали, а от законного наказания спасло лишь то, что начальник цеха, Афанасьев, мужик хоть и жёсткий, но не злобный, не стал докладывать о его поступке выше.

— Исключительно ради твоего отца, паршивец, — начальник говорил тихо, медленно цедя слова сквозь зубы и не скрывая презрения. — Надеюсь, жопу он тебе надерёт так, что неделю не присядешь.

Отец чаяния Афанасьева оправдал: всыпал Киру от души, тот надолго запомнил. А потом ему ещё и Костыль добавил — местный дилер, который собственно его холодком и снабдил. Шестёрки Костыля Кирилла отметелили будь здоров, хорошо хоть зубы целы остались (Лёхе через пару лет повезло меньше), и потом Кир где-то ещё полгода отдавал деньги за непроданный товар. С процентами, разумеется.

Но из пластмассового цеха его вытурили. Пинком под зад — покатился прямо вниз, в теплицы, где и застрял на пять лет на картофельных и помидорных грядках, в душных и влажных подземных казематах, под вечным светом неестественно ярких ламп.

Наркотой торговать ему охоту отбили, но употреблять Кир употреблял. Не прямо чтобы очень часто, так время от времени — чтобы не выглядеть белой вороной.

— Будешь? — Лёха протянул Киру пакетик с несколькими таблетками.

После того как Колобок наконец-то ушёл к себе в контору, которая располагалась в центре этажа, они с Лёхой ещё несколько минут поделали для приличия вид, что усердно работают, а потом забрались подальше, за высокие кусты помидор, чтобы их никто не видел. Лёха громогласно объявил: «Технический перерыв» и достал из кармана пакетик с холодком.