Книга Башня. Новый Ковчег, страница 110 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Иногда Кир думал, что, будь у них с собой наркота, Лёху бы это хоть чуть-чуть взбодрило, но у них её не было. Вернее, запасливый Андрейченко взял с собой пару пакетиков холодка, но закинуться им так и не удалось. Бахтин, у которого, как у заправской ищейки, был нюх на такие вещи, остановил их в коридоре, когда они направлялись в дальний туалет, чтобы хорошенько там оттянуться, и безо всяких реверансов велел вывернуть карманы. Забрал оба пакетика, а потом ловко и привычно обыскал, заглянув под все обшлаги и воротнички.

— Если ещё где прячете, советую принести самим, — сказал спокойно и даже ласково, и Кирилл тогда понял, что, будь у них ещё что-то припрятано, они бы действительно принесли сами, дрожа и виляя мокрыми хвостиками.

— Слушай, тебе не надоело? — Лёха отшвырнул брошюру в сторону и зло посмотрел на Вовку.

Тот остановился, а потом, ловко спружинив, упругим мячиком вскочил на ноги.

— Надоело, — Вовка отряхнул руки. — А что ещё делать? Киснуть как ты что ли?

Лёха насупился.

Из всех классов этой всеми забытой школы они выбрали один из дальних, откуда были видны огромные окна, идущие по наружной стене Башни. Так захотел Вовка Андрейченко. Кир уже понял, его другу нравится глядеть на тот, другой мир, что расстилался перед ними за мутными и грязными стеклами окон, на тёмно-серый океан, сливающийся у горизонта с таким же тёмно-серым небом.

— Тоска, — говорил Лёха, и Кир чувствовал, что очень скоро слово «тоска» заменит в Лёхином лексиконе все остальные слова.

Веселов практически всё время теперь сидел в углу, то угрюмо наблюдая за ними, то листая найденные в классе брошюры и буклеты, напечатанные на тонких пластиковых листах. У них в Башне на таких печатали учебники, справочники и некоторые книги, в основном детские. Пластик был неубиваем, а оттого практичен и удобен. И главное, именно этой чёртовой пластмассы было много — она составляла едва ли не девяносто процентов всего, что вылавливали в море бригады мусорщиков. Книги, напечатанные на таких пластиковых листах, внешне мало чем отличались от бумажных, страницы были такими же плотными и тонкими, но, тем не менее, разница была, и те, кто хоть однажды держал в руках настоящую бумажную книгу, это знали. Но бумажные книги были только в библиотеках, и на вынос их не давали. Бумага, в отличие от пластика, материал не вечный — живой, а всё живое однажды умирает.

— Сдохнем мы здесь все, — сказал Лёха.

Кир вздрогнул. Сам того не замечая, Лёха Веселов озвучил его мысли. Они кружились и кружились в его голове вот уже несколько дней, и всё чаще Кир замечал отзвуки этих мыслей на лицах и в глазах других людей, но каждый раз старательно убеждал себя в том, что ему только показалось.

Сначала они все ждали. Кто чего. Кто-то — горячих обедов. Кто-то — лекарств. Кто-то — бригаду медиков. Но совершенно неважно, что или кого ждал каждый из них, потому что, в сущности, это было одно и то же — людям необходимо было убедиться, удостовериться, что о них помнят, что о них не забыли, что они живы.

И на второй, и на третий, и даже на пятый день у лифта обязательно кто-нибудь дежурил, боясь пропустить тех, кто должен был приехать, но потом эти дежурства как-то сами собой сошли на нет. И удивительно, первым, кто сдался, был Егор Саныч, врач. А вот отец Кира верил. Верил даже сейчас, спустя две недели, и каждый день как на работу ходил к лифту. Кир слышал, как однажды Бахтин сказал: