Книга Башня. Новый Ковчег, страница 112 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Ну-с, уважаемые, — в своей привычной манере обратился Бахтин к собравшимся. — Подведём неутешительные итоги. Сухпай мы почти подъели. Завтра я раздам последнее. Останется совсем чуть-чуть, но это уж, наверно, побережём для деток.

Тишина, повисшая в зале, была долгой и тягучей. Она растягивалась и растягивалась, рискуя приблизиться к своему опасному пределу и лопнуть — взорваться, разнеся в клочья охватившую людей тревогу. Но Бахтин, как умелый дирижёр, довел паузу почти до конца и, не давая ей оборваться, снова заговорил:

— Это плохо. Из хорошего — у нас пока есть вода в кулерах. Её будем экономить. И надо набрать в пустые ёмкости воду в туалетах.

— А это ещё зачем? — спросил кто-то.

— Сейчас объясню, — Роман Владимирович присел на край стола — единственный предмет мебели, который здесь был. — Не знаю, заметили ли вы, но сегодня утром нам перекрыли вентиляцию. Заметили? Нет? Я вот заметил. Проснулся и не услышал привычного гула. Знаете, как будто кто-то часть тебя забрал.

Кир отчего-то улыбнулся — уж больно тонкое сравнение выдал этот мужик, который на вид был воплощением лишь грубой физической силы.

— А раз перекрыли вентиляцию, могут отключить и воду. И у меня такое ощущение, что отведенный нам здесь срок кончается.

— Значит, за нами приедут. Конец карантину, — сказал отец Кира. Он упрямо насупился и уставился на Бахтина, словно продолжая давний спор, начатый между ними.

— Ты — идеалист, Иван, — примирительно вздохнул Бахтин и, повернувшись к Егор Санычу, сказал. — Давай. Теперь твоя очередь добивать. А то, что ж всё я да я.

Тот откашлялся, потёр переносицу, и, стараясь не глядеть на столпившихся вокруг людей, медленно заговорил:

— Я считаю, что это не карантин. В смысле, всё было обставлено, как карантин, но такое ощущение, что кому-то просто надо было собрать здесь людей под любым удобным предлогом. Нам с Надей и Ириной, ещё в департаменте здравоохранения, дали чёткие инструкции — действовать строго по карантинному протоколу. Мы были готовы к тому, что среди людей будут заболевшие, но… их не было. Вы и сами всё видели. Никто не заболел. А ведь на предкарантинном совещании нам озвучили довольно страшные цифры: количество заболевших и даже умерших было достаточным для организации карантина. Но тогда почему… почему этого не случилось здесь?

— И почему же? — хмуро спросил отец Кира.

— Да потому, Ваня, что болезнь была кем-то срежиссирована. Но кем — это вопрос. И зачем. Ну… или кто-то поддался панике, не разобравшись. Сезонное ОРВИ всё ж таки имело место. Или власти уже экономят лекарства даже на простых заболевших, вот таким бесчеловечным образом… Не знаю…

И, сказав всё это, Егор Саныч как-то поник, ссутулился, стал ниже ростом.

А люди, вдруг разом очнувшись, загалдели, зашумели. Кто-то выкрикивал: «Правильно, всё верно Егор говорит!», кто-то, как и отец Кира сомневался, приводил свои доводы, и лишь Бахтин, чуть отойдя от остальных в сторону, помалкивал и словно ждал, когда все выпустят пар. Так оно и случилось, и, иссякнув, люди замолчали.

И тогда Роман Владимирович снова взял слово.

— Кирилл, — он неожиданно повернулся к Киру. — А ты не хочешь нам кое-что рассказать?

— Я?

— Ты-ты. Про то, что произошло у вас в теплицах, с этим, как его, — он повернулся к Колобку, который тоже был среди присутствующих. — Как, Женя, его звали?