Книга Башня. Новый Ковчег, страница 67 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Ника сводила его с ума. Её волосы, кожа, запах. Тонкие пальцы, которыми она касалась его рук и лица. Губы, горячие, слегка шершавые, сладкие.

Дальше поцелуев дело не заходило. Вечерами, пока Павла Григорьевича не было дома, они валялись на кровати в её комнате. Волнующая и опасная близость. Но каждый раз, когда Сашка пытался пойти чуть дальше, она напрягалась. Не отталкивала, нет, просто замирала и тихонько говорила:

— Ну, Саша.

И было непонятно, то ли она подбадривает его, то ли просит ещё немного подождать.

После таких встреч у него всё болело. Ныло в паху, самоудовлетворение не приносило желанного облегчения.

По утрам на работе он, невыспавшийся, растерзанный и злой, чувствовал на себе весёлый взгляд Антона. Тот безошибочно угадывал истинное положение дел.

— Да-а, парень, — за показным сочувствием начальника звучала неприкрытая насмешка. — Не жалеет тебя твоя девушка.

И, наклонившись, по-отечески положив руку Сашке на плечо, шептал на ухо:

— Давай адресок один дам, а? Берёт недорого, а обслужит по первому классу, — он сладко цокал языком.

Сашка краснел, сидел, выпрямив спину, не смея сбросить руку Антона со своего плеча.

— Мне не надо.

— Ну не надо, так не надо, — смеялся Антон, в примирительном жесте вскидывая перед собой ладони.

По-прежнему не отрывая своих губ от губ Ники, Сашка мягко, но в то же время сильно, поддерживая девушку за спину, опрокинул её на неразобранную кровать. Навалился всем телом, подминая под себя, словно пытаясь взять реванш за все предыдущие месяцы.

— Саша, — Ника попыталась высвободиться, но как-то вяло. Эмоции пережитого непростого дня, казалось, выжали из неё все соки, так, что сил сопротивляться не осталось. А, может, она не очень-то и стремилась. Сашке хотелось думать, что это так. Кажется, она сказала ещё что-то, но он не слышал. В висках бешено стучало, в голове было пусто и звонко. Левой рукой он неловко возился с пуговицей на её брюках, пуговица не поддавалась, никак не хотела поддаваться. Не выдержав, он с силой дёрнул пояс на себя. Треск рвущейся ткани и дробный цокот отлетевшей на бетонный пол пуговицы, чёртовой непокорной пуговицы эхом прошёлся по комнате. Сашка почувствовал, что его сейчас разорвёт.

Ника сдавленно вскрикнула лишь в самый первый, самый болезненный раз, инстинктивно вцепившись ему в плечи, а потом как-то обмякла и лишь жалобно всхлипывала с каждым толчком.

Когда он наконец кончил и, тяжело дыша, перекатился на спину, она отвернулась от него, подтянув острые коленки к подбородку, и замерла. Молчание было дурацким и неловким. Сашка понимал, что надо что-то сказать. Но что? Что вообще говорят в таких случаях?

— Ника, — он повернулся, уткнулся носом в упругие завитки волос на её затылке, тихо повторил. — Ника.

И добавил:

— Я тебя люблю.

Он даже сам почти верил в это. Именно сейчас — верил. А она… она словно ждала этих слов. Не повернулась, нет — просто прижалась к нему, отчего его снова бросило в жар.

— Сашка, — пробормотала она. — Саш. Получается, что мы теперь вместе? По-настоящему вместе? Навсегда-навсегда?

— Конечно, навсегда, глупенькая.

И опять он ни на секунду не усомнился в правдивости сказанных слов.

Глава 16. Ника

Бывают дни, которые начинаются скучно и неторопливо, и так же скучно и неторопливо текут, медленно, сонно, неповоротливо, и, кажется, нет такому дню ни конца и ни края. И в этой иллюзорной бесконечности нет ничего плохого или хорошего, просто ещё один день в копилку других, таких же обыденных и скучных, из которых, собственно, и состоит канва человеческой жизни — суровый и серый холст, где крупными мазками кто-то рисует твою судьбу.