Книга Башня. Новый Ковчег, страница 68 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Сегодня был именно такой день. Он плавно плыл по полупустым коридорам работающей Башни, впитывал в себя уютный смех дяди Миши на КПП, ленивые переклички уборщиц, скрип детских качелей, сердитую Веру и обрывки Никиных мыслей, а потом, словно, оттолкнувшись от чего-то, понёсся вперед, стремительно набирая обороты. И удивительно, сколько всего может вместить в себя один короткий день.

Ещё каких-то пару часов назад Ника пришла к Сашке, расстроенная и сбитая с толку, пришла даже не в надежде, что он как-то поможет (потому что чем бы он мог ей помочь), нет, она просто пришла, испытывая наивную детскую потребность разделить с кем-то своё горе, переложить на кого-то груз внезапно свалившихся на неё знаний. Совершенно ненужных ей знаний, которые мешали и тяготили.

Но то, что произошло, что случилось потом… это только всё усложнило.

Они оба чувствовали себя неловко. Она отводила от него глаза и старательно куталась в одеяло, а он пытался скрыть свою растерянность за суетливыми движениями. Проводил ладонью по её волосам, пытался заправить за ухо непослушную прядку, которая то и дело выскакивала обратно тугим солнечным колечком. Спрашивал:

— Ты как? Всё нормально, Ника? Всё ведь хорошо, да?

— Всё хорошо, — говорила она. Хотя хорошо не было. Было как-то странно, неправильно что ли. Но что странно и что неправильно, этого она объяснить не могла.

Не так она представляла их первый секс. В её представлении всё выглядело как-то… более красиво что ли, более романтично.

В Никином классе, как и в любом другом, были, конечно, девочки, которые выглядели и вели себя чуть взрослее, чем остальные. Та же Эмма Вальберг, чьи отношения со Стёпкой Васнецовым были до неприличия красноречивы, или Дина Олейник, высокая красивая девушка с пухлыми чувственными губами и большой, не по-девичьи тяжёлой грудью. В отличие от надменной и немногословной Эммы, Динка не сильно скрывала от других девчонок свои похождения и при каждом удобном случае делилась впечатлениями.

— Ну это вообще, конечно… — жеманно говорила она, закатывая глаза и кусая губы. — Отпад…

И теперь Ника не могла понять, в чём же там «отпад» и «вообще, конечно». Было больно, было неприятно. Было неловко смотреть на момент Сашкиного оргазма и его перекосившееся лицо. Было страшно увидеть столько крови, потом, в душевой кабинке. Всё было совсем иначе, не так как в её попытках представить себе то, о чём знала только из книжек, да из обрывочных рассказов той же Динки Олейник.

Где-то в коридоре утробно прогудел гудок, возвещая о начале комендантского часа.

— Чёрт, — выругался Сашка. — И как ты теперь доберёшься домой?

Ника вздрогнула. Он словно выгонял её. Сашка понял свою оплошность, густо покраснел.

— Ник, прости…

Она ждала, что он предложит ей остаться. Она бы, конечно, не согласилась, но всё равно ждала. Он не предложил.

— Ладно, я пойду как-нибудь.

…Потом они вдвоём зачем-то ползали по полу в поисках куда-то закатившей пуговицы, которую так и не нашли.

— Ну и как ты теперь, а?

И было непонятно, то ли он беспокоится о наступившем комендантском часе, то ли об этой дурацкой пуговице и о штанах, которые то и дело норовили сползти вниз, то ли о той новости о родителях, которую она ему рассказала.

— Возьми хоть мой ремень, а?

Значит, всё-таки о штанах…