Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег»
|
Катя говорила будничным тоном, но эта её фраза «когда людей стало меньше» больно хлестнула Нику. Опять вспомнился отец, его холодные ровные слова: «… ты должна понимать, что мы тогда подошли к той черте, когда не могли себе позволить оставить три миллиона людей в башне…». Что ж… не смогли и не оставили… — Ну в общем-то смотреть тут особенно нечего. Места здесь у нас немного, а Анна Константиновна никому не отказывает, поэтому приходится по-всякому уплотняться. Ника и сама уже видела, что палаты, под которые были оборудованы помещения отсеков, очень плотно забиты людьми. Койки стояли близко друг к другу, и проходы между ними были такими узкими, что человеку приходилось передвигаться боком. И почти все кровати были заняты. Кто-то из больных сидел, кто-то лежал, некоторые бросали удивлённые взгляды, когда они с Катей заглядывали в палаты, но большинство даже не поворачивали головы, застыв в глубоком и безучастном равнодушии. Ника осторожно вглядывалась в чужие лица, стараясь и одновременно боясь встретиться с кем-то взглядом. Поймать в глазах обречённость или надежду. И ещё здесь было на удивление тихо. Нет, конечно, пугающей и звенящей тишины не было — ровно и глухо гудела старая вентиляция, мощности которой не хватало, чтобы выветрить затхлый, чуть кисловатый запах человеческих тел. К монотонному гулу вентиляции примешивались негромкие голоса, чьё-то покашливание, постанывания, словом, все то, что указывало на присутствие людей. Неожиданно в одном из коридоров раздался удивительно звонкий звук. Ника вздрогнула. — Ну вот опять! — Катя дёрнулась в сторону коридора, увлекая за собой и Нику. — Катюша! Из-за угла показалась маленькая сгорбленная старушка. Она спешила к ним навстречу, ловко переставляя ножки железных ходунков. Ника смотрела, как морщинистые, обтянутые тонкой коричневой кожей руки, приподнимали ходунки, чуть выкидывали вперёд, и тут же старая женщина наваливалась на них всем своим сухоньким телом, и ходунки с грохотом опускались на выложенный плиткой пол. Ника видела серый халат, несоразмерно большой, болтающийся вокруг маленького высохшего тела, тонкие руки и ноги в узлах фиолетовых вен, сморщенное лицо, редкие седые волосы, сквозь которые проступал неровный череп, усыпанный бурыми пигментными пятнами. — Софья Андреевна, — в Катином голосе послышались сердитые нотки. — Ну что вы опять вскочили? Цокаете своими ходунками на всю больницу, как цирковая лошадь. Ника прыснула — уж больно нелепо в устах Кати прозвучало это бог весть из каких старинных книжек и фильмов подчерпнутое сравнение — но тут же осеклась, устыдившись своего такого неуместного здесь смеха. Впрочем, Ника успела поймать хитрый взгляд старушки, удивительно умный и цепкий. — Так ведь движение, Катюша — это жизнь, — Софья Андреевна опёрлась на свои ходунки. — Вот придёт Анна Константиновна, покажет вам ваше движение, — Катя подошла к старушке, помогла ей оторваться от ходунков, и, поддерживая, повела в палату, тихо выговаривая. — Вы, Софья Андреевна сначала скачете, а потом у вас опять то ноги, то спина, а с лекарствами у нас туго, сами знаете… Катя говорила вроде бы раздражённо и зло, но Ника не чувствовала настоящей злости в Катином голосе. Напротив, за резкими словами проступала доброта и бесконечная жалость. |